— Что привело тебя туда, мятежник Нель?
— Немного поработал для Мартеля, сеньор, — ответил Нель, и лицо его озарилось улыбкой.
— Да что ты! — удивился герцог, глаза его блестели, уголки губ подрагивали.
— Сеньор, год назад я причинил тебе ужасный вред и должен был искупить вину за это.
— Так, значит, твоя работа, что Мартель все еще не явился сюда? — спросил удивленно Вильгельм.
— Моя, ваша милость. Мне кажется, я учинил небольшой беспорядок в Анжу. А сейчас пришел к вам, решив принести свою жизнь на ваш суд.
Герцог улыбнулся во весь рот.
— Около меня всегда найдется место для таких, как ты, Нель, — ответил он. — Прими мою благодарность, я доволен таким искуплением вины.
Вильгельм посмотрел на Фицосборна.
— Сенешаль, проследите, чтобы виконта Котантена разместили подобающим образом.
Нель быстро встал.
— Сеньор!.. — неуверенно начал он.
— Забери назад свои земли, виконт, — сказал Вильгельм.
Он поднялся и с протянутой рукой обошел стол.
— Пусть прошлое умрет: ты мне нужен как друг, а не как враг.
Виконт склонился и поцеловал его руку.
— Сеньор, я предан вам, — тихо пообещал он и, не произнеся больше ни слова, повернулся и вышел.
Герцог повел бровью в сторону Рауля:
— Иногда и я могу завоевать сердце человека, — сказал он, — хотя некоторые и называют меня чересчур суровым.
Вскоре после этого события пришла весть о приближении Мартеля. Не было сомнений, что гарнизон Донфрона как-то прознал об этом и приободрился. Что до Вильгельма, то он послал сенешаля и молодого Роже де Монтгомери с эскортом встретить Анжу и узнать, что ему надо. Оба посланника, оскорбленные, вернулись и рассказали о произошедшем.
Когда они прискакали к цели, размахивая флагами герольдов, их привели прямо к самому графу. Это был снедаемый высокомерием человек плотного телосложения, от гнева на лбу его вздувались вены. Он встретил посланников Вильгельма высокомерной речью и приказал передать герцогу, что через день они встретятся в бою. Затем, пойдя на поводу у собственной злости и, как сказал Фицосборн, обуреваемый лихорадочным тщеславием, которое разъедало его мозг, граф, не сдержавшись, заорал, что нормандский выскочка узнает его на поле битвы по красной мантии и чепраку жеребца.
Это лишь добавило пищи уже разгорающемуся пламени ненависти, как и должно было случиться. Не задумываясь, Вильгельм Фицосборн ответил в том же духе: мол, герцог, в свою очередь, будет одет в пурпур в знак своего высокого положения, на шлеме у него будет венец, а скакать он будет на гнедом жеребце, присланном в подарок королем Испании.