— Пэйтон? — переспросил Дрейк, и хотя теперь говорил он более разборчиво, терпения в его голосе поубавилось. Его кандалы гулко загремели, когда он слегка встряхнул её.
— Пэйтон? С тобой все в порядке?
— Тссс… — сказала она и чуть качнула бедрами.
Дрейк резко откинул голову, ударившись при этом о дощатый настил, и застонал. Но Пэйтон даже внимания на это не обратила. Сейчас её занимало то, что она вообще больше не ощущала боли. Она чувствовала только страстное желание вжаться в Дрейка так сильно, насколько это вообще было возможно.
Вскоре это желание превратилось во всепоглощающую жажду. Вцепившись в любимого, Пэйтон двигала бедрами, смутно осознавая, что Дрейк ей что-то говорит. Но она понятия не имела, что именно. В какой-то момент, когда Пэй в очередной раз опустилась на него, — она была практически уверена в этом, — он сказал, что любит ее.
Затем Дрейк начал двигаться вместе с ней, крепко сжав своими большими ладонями ее ягодицы не столько в попытке направлять, сколько пытаясь остаться внутри…
Пэйтон ощущала себя так, словно ее несет стремительный поток, кружа в водоворотах страсти, лишая сил, затягивая все глубже и глубже, а потом яростной и греховно-сладостной волной наслаждения, обрушивается на нее, омывая блаженной истомой от макушки до пяток. И вот она уже будто не плывет по морю. Она словно парит меж небом и волнами, сверкая, подобно яркому солнечному свету. Пэй выкрикнула его имя, внезапно осознав, что просто не может улететь без него.
Когда Пэйтон пришла в себя, она обнаружила, что, задыхаясь и совершенно обессилев, до сих пор судорожно цепляется за обнаженные плечи Дрейка. Однако Дрейк этого не замечал, все еще пребывая там, откуда она только что возвратилась. Об этом Пэй могла судить по выражению его лица, плотно закрытым глазам и напряженной линии губ, сомкнутых как от боли. И по той силе, с которой Коннор вторгался в нее — с каждым разом все жестче и жестче, пока Пэй не уверовала, что он сейчас порвет ее надвое… но это ее не беспокоило.
И вот, сделав завершающий яростный толчок, Дрейк на мгновение замер на грани, а затем черты его лица разгладились, стирая отпечаток прожитых лет и сделав его еще красивее, чем прежде, и если бы Пэйтон уже не любила его всем сердцем, то влюбилась бы в него сейчас.
Потом он затих, приходя в себя, и казалось, исчерпал последние силы, как и сама Пэйтон, парой мгновений до него. Так они и лежали, по-прежнему не размыкая объятий и переводя дыхание, в темноте корабельного карцера, служившего Дрейку узилищем.
Затем Дрейк приподнял голову и, убрав рассыпавшиеся в беспорядке влажные пряди с лица Пэйтон, немного смущенно спросил: