Ее руки гладили его плечи, волосы, шею. Ее губы стали очень сухими. Голова кружилась. Сейчас она и любила, и ненавидела его. Любила за нежность, за эти ласки, которые доводили ее до исступления; ненавидела за то, что он делал ее абсолютно безрассудной, пробуждал в ней какие-то животные чувства, заставляя ее желать большего.
Его губы двигались все ниже по ее гладкому телу и дошли до джинсов. Он отпустил ее и одним неуловимым движением освободился от рубашки. В следующий миг он так сильно обнял ее, что ее обнаженная грудь прижалась к его груди, и она обхватила ногами его бедра. Она не заметила, в какой момент он успел откинуть назад сиденье.
Его руки опустились ей на талию, расстегивая ее потертые джинсы, и наконец отбросили их; ее обнаженные бедра сияли белизной, освещенные луной, которая вышла из-за облаков, будто для того, чтобы изгнать мрак из прибежища страсти.
Блаэр словно пробудили мощные содрогания его тела, словно что-то спрятанное под одеждой страстно желало вырваться на волю. Она крепко прижала его к себе, и для него началась сладкая пытка — она будто гипнотизировала его, как огонь мотылька. Дикое желание превратило его слова в набор нечленораздельных звуков, улетавших в ночь. Уверенно, медленно она начала двигать бедрами, склонившись над ним, не ослабляя хватки, словно сковав его; безжалостно, со всей силой сжимая его бедра, совершенно подминая под себя. В какой-то миг она почувствовала упоение своей властью, властью пламени, сжигающего мотылька, превращающего мужчину в покорного раба. Он ничего не мог сделать.
Блаэр провела руками по его шее и обхватила его спину, подминая его. Он дышал часто и хрипло. Митч приоткрыл рот, и она стала неистово целовать рот, играя с его зубами языком, нежно покусывая его губы. Он весь был словно камень, раскаленный камень, и она со свирепой силой прильнула к нему, покрывая поцелуями его лицо, губы.
Митч неожиданно выпрямился и одним безошибочным движением увлек ее под себя. Она услышала где-то в темноте, далеко в горах, одинокий вой дикого зверя. Его обнаженные ноги, обнаженная грудь с плоскими темными сосками мелькнули перед ее глазами в свете луны, пробивающемся сквозь деревья.
Митч медленно склонился над ней, опускаясь. Блаэр услышала единственное слово, сорвавшееся с ее губ: «Митч…» И тут он вошел в нее. Это было непередаваемое чувство, не похожее ни на какое другое, и когда ее охватило всеистребляющее пламя, она поняла, что в какой-то миг она сама стала мотыльком.
Она долго лежала в его объятиях, ничего не говоря, бесчувственная, раскинув руки и ноги, ее тело постепенно восстанавливало силы, отнятые страстью. Голова Блаэр покоилась на плече Митча, а его лицо погрузилось в ее мягкие, взмокшие волосы.