— Подойди-ка сюда, Блаэр, — пробормотал он хриплым голосом, протягивая ей руку.
Но она словно не слышала его слов и кружилась по комнате в вальсе.
— Я пойду оденусь, — сказала она нараспев. — Я хочу поскорее все померить. Подожди минутку.
Она поспешила в ванную; за закрытой дверью выражение ее лица мгновенно изменилось. Уже через две секунды она была одета. Вернувшись в комнату, она обнаружила, что он все еще сидит на полу.
Внимательно глядя на нее, он спросил:
— А что случилось с чашкой? — и кивком головы указал ей на лежавшие в углу осколки.
— Я нечаянно уронила ее, — ответила она, пытаясь улыбнуться.
Он усмехнулся в ответ.
— Нечаянно уронила о камин? — спросил он. — Это нужно было умудриться! Нет, Блаэр, у меня такое ощущение, что ты нарочно ее раскокошила.
Она попыталась изобразить на лице удивление.
— Но зачем мне было это делать? — спросила она, поправляя на себе жилетку.
— Мне тоже интересно знать зачем. Но ты ведь разбила ее, не так ли? — он обхватил руками колени и оперся о них подбородком. — В чем дело, Блаэр? Я же чувствую, что что-то не так.
Она не сразу нашлась что ответить.
— Если тебе так жаль этой чашки, то я готова возместить ущерб, — сказала она наконец. И добавила, наматывая на палец бахрому жилетки, — извини, я не знала, что ты ею так дорожишь.
— Я нисколько не дорожу этой чертовой чашкой, Блаэр, — ответил он, вставая. — Но я очень сильно дорожу тобой. — Он расправил плечи и гордо выставил вперед голову. — Когда я уехал отсюда, ты еще спала. И вот я возвращаюсь, и меня встречает здесь эдакая современная распутная Иезавель, которая изображает из себя не пойми что. Нечего тут ломать передо мной комедию. Все, что я хочу, это чтобы ты оставалась самой собой и смотрела мне в глаза. Почему ты все время отводишь взгляд? А? Почему ты разбила чашку? Что произошло за то время, пока меня не было? Может, ты видела во сне кошмар? Скажи мне, — он пристально посмотрел на нее, — что с тобой произошло?
Она пожала плечами и, продолжая тормошить бахрому, ответила:
— Да, наверное, это было нечто похожее на ночной кошмар. Но это уже не важно. А что касается разыгрывания комедии, — добавила она, — то ведь обезьянка любит передразнивать. Я надеюсь, ты знаешь эту старую пословицу?
Он провел рукой по волосам и ответил:
— Да, я знаю, но не понимаю, что ты имеешь в виду. Ты хочешь сказать, что я первый начал разыгрывать комедию? Так я должен понимать твои слова? — Он посмотрел ей в глаза и добавил уже гораздо спокойнее: — Если ты действительно так считаешь, то уверяю тебя, ты не права, — он ткнул пальцем себя в грудь. — Эта обезьянка настроена как нельзя более серьезно.