Только Сашка узнал. Ворвался в воскресенье в дом со свежей газетой и с порога провозгласил:
— Молодец, батя, участковый уполномоченный милиции В. Сафонов. Отличный фельетон. Сам «Крокодил» заплачет над ним горючими слезами. А уж про Назарова я и не говорю.
Жена Фаина Ивановна и Вова, младший сын, кинулись к газете, устроили громкую читку его фельетона, посмеялись вдоволь над злоключениями безыменного картежника с поселка станкозавода.
— Постой-постой, — вдруг вспомнил Василий Михайлович, — а как же ты, Сашок, узнал, что я про Назарова? Там же его фамилии нет.
— Мне, во-первых, киоскер дядя Боря сказал, во-вторых, у витрины для газет все об этом говорят.
— Значит, похож Назаров на себя? — заулыбался Василий Михайлович. — Так и хотел.
Вечером Сафонов пошел по дворам. Лампочки над столиками, где всегда собирались картежники, горели ярко, и сами картежники были на месте, только играть не играли. Везде застал одинаковую картину: читали газету, хохотали и так и сяк склоняли фамилию Назарова.
— Здорово ты их, Василий Михайлович, — кричали Сафонову из окон женщины. — Теперь мы им на это дело ни рубля не дадим.
Назарова нигде не было. Он появился в доме участкового через несколько дней. Сухонький, немолодой, со строгим прищуром глаз и горестно опущенными уголками губ.
— Я тебе этого фельетона не забуду, — сказал он вместо приветствия. — Разве я когда-нибудь менял детей на карты?
— Во-первых, проходи, не стой у порога, во-вторых, не тебе грозить, а в-третьих, с чего ты взял, что фельетон про тебя? — миролюбиво спросил Сафонов.
— А про кого же? — закричал Назаров. — Мне по почте двадцать шесть газет прислали с этой писаниной. Про кого же?
Назаров прошел к столу, опустился в кресло. Помолчали.
— Ладно, скажу, зачем пришел, — выдохнул наконец гость. — Возьми себе эти двадцать шесть газет...
— Спасибо.
— ...и скажи дружкам моим, что не про меня писал.
— Эх, Назаров, Назаров...
— А я тебе обещаю больше не играть и других буду отговаривать.
Назаровские газеты Сафонов раздал агитаторам по цехам станкозавода. Фельетон везде обсуждали горячо, и рабочие собрания даже принимали по нему решения.
Когда через месяц Сашка пошел с отцом в редакцию за гонораром, за столами под лампочками уже потешались доминошники.
— Тоже зло, — сказал Василий Михайлович, — но меньше.
Сашка думал, что из редакции они пойдут домой, но отец потащил его в сберкассу, на глазах у сына завел себе сберкнижку и положил на нее весь гонорар. Сашка это дело не одобрил, буркнул отцу:
— Скопидомом будешь, батя.
И жена Фаина Ивановна стала уличать мужа в скопидомстве.