– Озеро-то необычное. А вдруг потом такой возможности не будет, – нетерпеливо заерзал на бревне Эрик. – Что, если завтра мы что-нибудь такое найдем?..
– И после задерживаться здесь уже не станем, – докончил я его потаенную опаску.
– Вот-вот, – признался он, помедлил в поисках свежих доводов и добавил: – Заодно пальцыу Бори подлечатся.
Кажется, в данном обществе я не обладал непререкаемым авторитетом.
– Как руки? – спросил я.
– Болят, – сразу же откликнулся Боря. Тут я его понимал.
– Далеко ваше озеро? – сдался я.
– Близко, совсем рядом, – заюлил Эрик. – Пятнадцать, ну, от силы, двадцать минут ходьбы.
– Ладно, черт с вами, – я пихнул ногой кучку тлеющих углей, оставшуюся от костра, – объявляю завтрашний день Днем здоровья. Работать не будем. Ты, Боря, лечись, а ты, романтик, удовлетворяй свое любопытство. Можешь еще в Лужу нырнуть для полноты ощущений.
– Будет фирменно, – на радостях поддержал Боря, и я опять скривился от совдеповского словечка.
Лужей мы окрестили загадочный водоемчик метра два в диаметре и мелкий на вид, похожий на небольшую лужицу, оставшуюся после дождя. На самом деле я в ней чуть не утонул, пытаясь измерить глубину. Лужица, похоже, была бездонной. Во всяком случае, ольховая жердь длиной в два моих роста свободно погружалась вместе с рукой и могла идти в таком темпе сколь угодно дальше.
Был ли это вход в затопленную карстовую пещеру или какой другой провал, я так и не уяснил. Лужа являлась аномалией, непонятной, а потому пугающей. Казалось, что оттуда может вылезти нечто нехорошее. Например, хищный подземный житель в виде толстой змеи, белесой от вечного мрака, слепой, но с хорошо развитым обонянием. Какой-нибудь неизвестный науке обитатель залитых водой пещер средней полосы России, бывший в дохристианские времена грозным божеством ильменьских славян. Потом забытый, но успешно доживший до наших дней и периодически всплывающий наверх подкормиться. Представлялось, как он ночью вылезает из дыры и ползет по мокрой траве, разевая усеянную длинными игольчатыми зубами пасть, чтобы лучше уловить доносимый ветерком из палатки аппетитный запах человеческих тел.
Лужа была причиной беспокойства, и спал я плохо. Даже наломавшись за день, долго ворочался, прежде чем задремал. Сон был чуткий, я по несколько раз открывал глаза на любой подозрительный шорох. Дело было даже не в Луже, вернее, не только в ней. Сам воздух вблизи кургана казался пропитанным чертовщиной. Было даже удивительно, почему княжеского ратника похоронили в таком сомнительном месте. Обычно для погребений дружинники выбирали участки повеселее. Я много поездил по Новгородской области и столь мрачный могильник наблюдал впервые.