Мифов, с которыми работает Бенигсен, общество создало не так уж и много — соответственно и число излюбленных писателем идеологем ограничено, при этом они повторяются из романа в роман.
Уже в первом романе Всеволода Бенигсена «ГенАцид» содержится в зародыше идея двух следующих романов: «Раяд» и «ВИТЧ». Историк Андрей Пахомов, написавший дерзкий диплом об истории как цепи нелепых случайностей под довольно туманным названием «Центростремительная сила хаоса и его мифотворческая логика», на практике убеждается, что любая попытка придать природному хаосу «осмысленность и порядок» приводит к катастрофическому результату. Нельзя сказать, правда, что в самом романе «ГенАцид» эта мысль была центральной. Природного Хаоса в Больших Ущерах, разумеется, хватает, но безумный эксперимент с насильственной прививкой большеущерцам русской классики в рамках осуществления Генеральной Национальной Идеи (сокращенно ГЕНАЦИД) никак не назовешь попыткой упорядочивания. Зато в «Раяде» такая попытка осуществлена.
В одном из районов Москвы претворен в реальность лозунг «Россия для русских». Кавказцев и азиатов из района вытеснили, в результате чего улицы освободились от уродливых палаток и мусора, подъезды засияли чистотой, преступность исчезла, в магазинах воцарились умеренные цены, в больницах — внимательность и вежливость, а в школах — преподавание патриотизма. Но порядок этот — доказывает автор — таит в себе опасность, что подтверждает история мифического славянского народа раядов, жившего на территории Москвы. Раяды процветали, пока были открытым сообществом, и погибли, когда искоренили всех иноплеменников. «В России нельзя трогать беспорядок. Этот беспорядок священен — он творческий!» — приходит к выводу ученый, изучавший историю Раяд.
Оставим на совести автора и причудам писательского воображения образцовый порядок на русской территории, однако отметим, что он не просто сомнителен, но вступает в противоречие с тезисом об имманентности национального беспорядка русскому менталитету. Но автору важны не детали — ему важно вывести идеологическую формулу: самоизоляция губительна для нации.
Чистоту этой формулы, правда, в «Раяде» затемняет довольно банальная детективная интрига: за энергичным всплеском русского национализма и погромными акциями туповатых подростков, оказывается, стоит олигарх, за бесценок скупающий освободившиеся квартиры в районе и уже разинувший рот на лакомый кусок земли с рестораном «Кавказ».
Впрочем, роман портит не только этот — типично масскультовый — сюжетный ход: все объяснить злой волей плохого человека или группы плохих людей, над которыми одержит победу если не добро, то по крайней мере привычный, несовершенный, но родной уклад. Сама мифология русского национализма слишком заезжена, и Бенигсен невольно попадает в протоптанный след. Читателю с самого начала ясно, что перед ним развертывается несложная теорема, где предложена система доказательств от противного. Меж тем жизнь вносит стремительные коррективы в теорему, показывая то картинки с Манежной площади, то груду цветов на месте убийства Буданова, которые никак не объяснишь злой волей людей, скупающих недвижимость.