А на четвертую первая девушка сказала: “Ты не нужна мне”. Вторая девушка ответила: “Ты тоже не нужна мне”. Или так: броситься с ножом на другого, чтобы ему стало очень, очень страшно. Но не хотеть ничего сделать с ним, нет. Но случайно — сделать. Оставить раненым или мертвым. Или так: сказать другому о себе что-то такое тайное и такое плохое, чтобы другой ужаснулся. Проверить подлинность чувств другого: останется ли он жить с тобой после того, как узналэто? (Например, что ты задушил своего близнеца в четырехлетнем возрасте и остался неуличенным.) Или так: уйти от другого куда-то в горы, чтобы причинить ему боль и дать понять, как без тебя плохо. Или так: достать толковую книжку и, будто нечаянно, сделать так, чтобы тот, кто тебе нравится, заметил, что ты читаешь. Или так: очень бояться чего-то, поэтому нападать. Или так: быть очень чувствительным и нуждаться во внимании, поэтому вести себя грубо и вызывающе. Это все — ушедший двадцатый век: символы, знаки, интерпретации, инверсии, перверсии, измы.
Н е в и д и м ы й р е п о р т е р. А что же на самом деле?
Ж е н щ и н а. А на самом деле есть только одно. Только одно, и оно очень глубоко, в самом ядре стеклянного шара. Оно так глубоко, что просто не может быть никаким другим, кроме как настоящим. Оно так глубоко, что не имеет температуры. Так глубоко, что не имеет цвета, запаха или голоса. Оно так глубоко, но реагирует на каждый шорох, запах, вкус, мысль или чувство. Оно могло бы быть игрой, если бы так глубоко существовали понятия и определения.
Невидимый репортер не успевает задать следующий вопрос. Откуда-то слышен женский голос: “Что ты делаешь?”
Камера отдаляется.
Женщина в этнической одежде, барный стул и комната становятся меньше. Виден стеклянный шар, в котором заключены женщина, барный стул и комната.
Камера отдаляется.
Стеклянный шар стоит на столе.
Камера отдаляется.
Возле стеклянного шара сидит девочка лет двенадцати.
Камера отдаляется.
Девочка смотрит на шар.
Камера отдаляется.
Девочка представляет женщину и невидимого репортера в шаре.
Видно комнату девочки. Открывается дверь. Заглядывает женщина лет сорока в домашней одежде.
— Что ты делаешь? — спрашивает женщина.
— Играю, мама.
ДИАЛОГ ДВОИХ: САНКИ
П е р в ы й. А вот, например, такая простая вещь, как санки, она что, имеет какое-то самостоятельное значение? Вне контекста то есть? Нет же, не имеет. Ты представь, будто ничего совершенно о вещи этой не знаешь. Я поставлю ее перед тобой вот так, в ее самодостаточности. Что ты увидишь, что почувствуешь? Вот — предмет, — почувствуешь ты. Он состоит из деревянных отрезков и нескольких металлических изгибов. Если воспринять ту его часть, которая состоит из деревяшек, как целостность, то мы увидим прямоугольник — прямоугольник на металлических ножках. Они внизу совсем прямые, а кверху изгибаются. Что это такое, если не бессмысленная информация? Все, что можно ощутить, услышав это, — красоту геометрии. Или красоту цвета, которым окрашены вот эти самые деревяшечки. И все.