Дорога свалилась с холма и выбежала к гнезду экскурсионных автобусов.
Когда я приехал туда в первый раз, то в окошке одной из привратных башен была выставлена табличка: “На сегодня все билеты проданы. За проход на территорию заповедника — пятьдесят копеек”. Брать полтинник было некому.
Это уже потом ходил я внутрь безо всяких билетов, оттого что в музей меня звали специально. Видел я и прекрасного потомка Толстого и задружился с прекрасными барышнями, что работали в заповеднике. О, они были куда прекраснее моей придуманной спутницы!
Слышал я от них всяко-разные байки — например, историю о том, как женщина на могиле Толстого вымаливала себе иностранца и действительно вышла замуж. Уехала, значит, из Ясной Поляны и из страны.
А вот другая вымолила институт для сына и освобождение от армии. Была среди прочего и история про дорогу на Грумант — маленькую деревеньку в окрестностях, что названа так была дедом Толстого в честь его бытия на Русском Севере. На этой дороге, незатейливом просёлке, было немудрено заблудиться и сотрудникам толстовского заповедника. Бурый туман из Воронки, мистическая история про часы в доме Волконских, которые слышно на могиле Толстого, когда они бьют полночь. Ну, ясное дело, говорили мне, Волконских-то звали Волхонскими. Со значением “волхвы”, значит.
Рассказывали всё это молодые женщины. Было у них особое сестринское братство работниц заповедника. И особо они тревожились о тех сёстрах, что ушли в большой мир.
Могила Толстого находится в глубине леса. Все гуляющие к ней (а к этой могиле не ходят, а именно гуляют) говорят о материальном положении семьи графа. О чём же ещё им говорить?
Когда я подошёл к могиле, то внезапно оказался в темноте. Это была храмовая темнота.
Вершины деревьев сомкнулись у меня над головой. В храме царили неясные потусторонние звуки. Солнечные лучи играли на листьях, ещё державших на спинах капельки воды. Капли скатывались, падали вниз, в лесу происходило шуршание и шелест. Лес высыхал.
Кроме разговоров о материальном, у могилы часто говорят о немецких оккупантах. Я как-то беседовал с патриотически настроенными людьми о русской истории и был оттого печален.
Итак, дело ещё и в том, что спокойно говорить о русской истории можно только с непатриотическими людьми — ибо столько в ней страха, ужаса и величия. Зашёл разговор о Московской битве и о Ясной Поляне, и я вновь подивился живучести мифа об осквернении могилы Толстого. Дело в том, что хороший писатель Владимир Богомолов написал странный пассаж: “Под „изгадили” подразумевалось устройство в помещениях музея-усадьбы конюшни для обозных лошадей, а под осквернением могилы Толстого имелось в виду сооружение там нужника солдатами полка „Великая Германия””. Это очень печальная ошибка — всё дело в том, что в доме немецкие солдаты, конечно, напакостили, кое-где нагадили, кое-что стащили, а вот никакого нужника на могиле не было.