ИЗ АНГЛИЙСКИХ ПОЭТОВ-КАВАЛЕРОВ XVII ВЕКА
Бородицкая Марина Яковлевна родилась в Москве. Окончила МГПИИЯ им. Мориса Тореза. Известна как переводчик английской и французской классической поэзии, в том числе Джона Донна, поэтов-кавалеров XVII века, Роберта Бёрнса, Гилберта Честертона, Редьярда Киплинга, Поля Верлена и других. Первой перевела на русский язык книгу Джеффри Чосера “Троил и Крессида”.
Марина Бородицкая — автор более пятнадцати детских книг и четырех сборников “взрослой” лирики. Лауреат премии Британского совета по культуре “Единорог и лев”, премии “Инолиттл” журнала “Иностранная литература”. В 2007 году стала лауреатом литературной премии имени Корнея Чуковского. Живет в Москве.
ИЗ АНГЛИЙСКИХ ПОЭТОВ-КАВАЛЕРОВ
XVII ВЕКА
*
ОБЪЯСНИТЕЛЬНАЯ ЗАПИСКА ПЕРЕВОДЧИКА
Кавалерами их прозвали не за галантность. Хотя и галантностью они отличались. И не только по отношению к дамам, но и в старинном значении этого слова: gallant — отважный, доблестный. А cavalier изначально — всадник, шевалье, во времена Карла I и гражданской войны — сторонник короля (а не парламента). Литературоведы же с помощью этого весьма условного ярлычка отличают их от другой, более известной у нас “грибницы” поэтов, также произраставшей в Англии в первой половине XVII века, — метафизиков, последователей Донна.
Кавалеры, в свою очередь, считались скорее “выкормышами” Бена Джонсона (их и в лондонских тавернах знали как “сыновей Бена”), во многом следовали античным образцам и воспевали радости жизни, порой на редкость красиво и убедительно. Помню, в середине 80-х Андрей Николаевич Горбунов, составлявший для издательства МГУ сборник “Английская лирика первой половины XVII века” и доверивший мне переводить знаменитую эротическую поэму Т. Кэрью, все твердил: “Умоляю, Мариночка, побольше небесного блаженства, а то ведь выкинут вещь из состава!” (саклинговскую “Свечу”, здесь представленную, — выкинули).
Все деления и определения, конечно, условны. Крупнейший в этой плеяде поэт Роберт Геррик был священником и в гражданской войне не участвовал (правда, пострадал за роялистские симпатии); Томас Кэрью преклонялся перед Донном и в своих стихах “окликал” его, пожалуй, чаще, чем Джонсона; Эдмунд Уоллер (тоже замечательный был поэт!) в трудный момент струсил и предал “дело короля”… Но не в этом дело. То был живой и своеобразный кружок поэтов — остроумных, эпикурейски полнокровных, любителей стихотворных перекличек и перепалок. У нас же они — в отличие от более “мудреных” метафизиков — практически неизвестны. Мне всегда это казалось несправедливым.