Сердце Ильи дрогнуло и словно попросило: “Останься”. Но, шумно выдохнув и передав бабушке мальчика, он быстро и не оглядываясь пошел со двора. Машина, его ожидавшая, сразу тронулась и, набирая скорость, оставила далеко позади подворье, два старых высоких тополя и старую женщину с мальчиком на руках.
Глава VII
У АНГЕЛИНЫ
Это была просторная сосновая роща — осколок когда-то дремучего бора, теперь изреженного, рассеченного новыми поместьями, дачами на высоком берегу Волги. Там и здесь на свежих вырубках, словно грибы, поднимались один за другим не просто дома, но просторные особняки да виллы, терема да палаты красного кирпича, с отделкой камнем да мрамором, под яркими крышами.
Но сосновая роща на песчаном угоре стояла нетронутой судьбой, а потом охраной сбереженная от порубок, мусорных куч, кострищ и прочих печалей. Вековые могучие сосны высоко к небу вздымали свои густые кроны, а внизу было светло и просторно, словно в громадном храме. Далеко вверху — зеленая хвоя и синее небо в прогалах ветвей; далеко вверху — легкий ветер и ропот вершин. А здесь, внизу, — колоннада могучих, отливающих медью и чернью стволов, шершавых, теплых, с янтарными каплями и белыми сухими натеками пахучей смолы. В подножьях, по земле, устланной хвойными иглами с россыпью сухих шишек, там и здесь — стайки папоротника с ажурным резным листом да темная зелень ландышей, которые давно отцвели; невеликие земляничники — на свету, на обочинах дороги и в молодом лиственном редколесье, среди рябин да осинок, земляничники с последними красными ягодами, уже потемневшими, но пахучими, сладкими; а еще — просторные разливы черники, их сочная, словно лакированная, зелень листвы, черные, с сизым налетом гроздья плодов.
Еще вчера был родной город, теснины улиц, людская да машинная толчея, квартирные стены, чуть ранее — больничная палата и больничный же невеликий сквер и, конечно же, незабытое страшное заточение.
Всего лишь недолгий ночной перелет, крепкий сон, пробуждение — и вот она, эта сосновая роща, словно сказка.
Бродить и бродить меж могучих стволов под светлой сенью. Остановиться, озирая окрестный мир: над головою зеленый и синий высокий кров, рядом — стволы и стволы, красно-бурые, отливающие медью; можно их трогать, разглядывать морщинистое корье, прозрачные пленки чешуи и, приблизив лицо, чуять смолистое дыхание. Поглядеть на милую птицу пищуху, которая кормится, ловко взбираясь по стволу. Послушать работягу дятла и попробовать отыскать его где-то среди ветвей. Задержаться у высокого холмистого муравейника, безмолвного, но кипящего жизнью. Присесть, разглядывая таинственное чужое жилье и житье, что-то вспомнить, читанное, полузабытое о муравьях — работниках, стражниках, воинах, о муравьиной матке, которая где-то в глуби, во тьме. Нет, нет…