Идеальное место, правда.
Наверх поднимался скоростной лифт с телевизором, крутили новости. Кабина двигалась быстро и бесшумно, как индеец. Я часто представлял жизнь в этом ящике. Можно поставить койку, стол, заказывать из ресторана пищу. Смотреть фильмы. Заводить знакомства.
“Быть в центре событий, не выходя наружу”.
В гостиничном лифте это казалось возможным.
17
Утром я пошел за почтой и поразился тому, что подъезд живет своей жизнью. Что стучат щеколды, шумит за стеной унитаз. Тявкает собака, и слышно бормотание утренних выпусков, которые говорят друг с другом. Кто-то уже застегивает молнию. Звенят ключами.
Странно, что раньше я никогда не замечал этого.
В ящике лежала районная газета и конверт. Ни адреса, ни подписи на нем не было. Вскрывать? Выбросить? Пока раздумывал, на площадку из квартиры вышла моя соседка.
Помахав конвертом, я стал подниматься. “Да, но что она делает в чужой квартире?”
Мелкими шажками она подскочила, обняла. Я изобразил благородное негодование, стал ее оттаскивать.
— Идем! — потянула к двери. — Все объясню, правда.
Часто здесь бывает этот лейтенант?
Сунув газету с конвертом в карман, вошел следом.
Квартира, где мы оказались, выглядела как в интерьерных журналах. Японские шторы, низкий диван. Белый паркет и шкура зебры. Представить людей, которые живут здесь — едят, спят, справляют нужду, — невозможно. Полная анонимность, галлюцинация.
В гостиной на стеклянном столе стояла ее фотография. Или это сестра? Та же фотография, что наверху, только в другой раме.
Она села в кресло напротив, закурила.
— Это квартира моей сестры, — сказала без предисловий.
— Когда она погибла… — Струйка дыма высунулась между губ.
— То есть когда исчезла…
Не вынимая из пальцев сигареты, прикусила ноготь.
— …тогда я сняла квартиру, — продолжила.
— В ее доме, только этажом выше. Ну, где ты был. Прихожу сюда, убираюсь. Оплачиваю счета. Цветы поливаю.
Я оглядел комнату — никаких цветов.
— Просто когда она вернется… Когда придет… — Она стала деланно запинаться.
— Тогда я хочу, чтобы все было готово…
Слух снова резанули фальшивые интонации. Я решил идти напролом.
— А ты уверена, что это не одно лицо? — сунул ей под нос фотографию.
Она выдохнула, откинулась на спинку. Края губ опустились, нос заострился. Она прикусила щеку.
— А ты уверен, что ты — это ты?
— Я ведь проверила твой домашний. Там совсем другое лицо…
Несколько секунд мы молча смотрели в глаза друг другу.
— Ладно, не напрягайся. — Улыбнувшись, погасила сигарету.
— Какая мне, в сущности, разница?
Поднялась, взяла за руку.
— Тут есть одна штука.