— Что ж… — вздохнул Виталий Сергеевич, возвращая книгу на место. — Спокойной ночи…
В полумраке дышалось полнее и легче. Виталий Сергеевич вернулся в спальню и хотел уже было завернуться в одеяло, но остановился и для достоверности склонился над спящей супругой. Прислушался и с радостью уловил ровное и открытое дыхание. Заметил заползшие на ее лицо черные пряди и немедленно поправил волосы.
— Вот видишь, Панин, — указал Виталий Сергеевич, подтягивая одеяло к самому горлу. — Как у нас здесь тихо, покойно и благодарно. Вот видишь…
С этого момента представление Виталием Сергеевичем Панина стало бесцеремонней прежнего и не требующим никаких усилий. Если раньше в какие-то минуты Виталий Сергеевич терялся и толком не мог объяснить, зачем он затеял комедию, то теперь отказался от доискиваний и не сетовал больше.
По убеждению Виталия Сергеевича, дом Панина должен был приходить в запустение и медленно разрушаться со всеми пристройками, неприглядным видом дублируя настроение хозяина. Все вокруг зарастает сорной травой, а тенистые деревья, побитые ветром и погнувшиеся в одну сторону, имеют такой вид, будто они собираются убежать всей компанией, прихватив с собой качели, и только ждут удобного случая. Если Виталий Сергеевич и наведывался к Панину, то не в спешке, а почти что с инспекцией. И всякий раз так или иначе касался вопросов именно юриспруденции, подчеркивая свою дальновидность в выборе данного занятия для юной особы.
— Она молодец, — подчеркивал Виталий Сергеевич Наташенькино трудолюбие. — Устает до смерти!
Прощаясь, Виталий Сергеевич ссылался на занятость, но не уходил сразу, а стоял под окном и прислушивался к тихому плачу и словам Панина:
— Да, да. Они лежат там. Они лежат там не покрытые. Совсем одни. Но что же делать? Я ничего не могу сделать. Ничего! Да. Да! Я оставил их там! Одних! В темноте! В глубине! Не покрытых! Да! Да! Ничего не поправишь! Ничего!
Однажды Виталий Сергеевич ввалился с подарками в коробках, перевязанных красными и голубыми лентами. Начал прямо на полу распутывать банты, замечая с веселой осоловевшей улыбкой, что воздух у самого пола намного холодней. И в доказательство, но не в упрек и не в огорчение хозяину дома поводил ладонью туда-сюда, хватая ледяной поток. Но потом спохватился и, не отдергивая рук, сразу завязал по новой, поглядывая из-под бровей на товарища.
Уступая неярко выраженной воле гостя, Панин задернул лиловую занавеску и прикрыл окно, но вдруг остановился. Опустил руки и остался стоять с наклоненной головой, будто и в самом деле непозволительная спешка гостя была оскорбительной.