Новый мир, 2006 № 01 (Журнал «Новый мир») - страница 171

Р.Разве могут быть права на Пушкина?

Б.Как не было их у него при жизни, так не стало и после смерти.

Р.Что за циничную чушь вы несете!

Б.Сожалею. У всех только лучшие намерения. У Пушкина и у Козловского в том числе. Но Пушкин — один человек: он не мог перенести никакой несвободы, даже от чтимого им Козловского. Посудите тогда, каково ему было с царем или с высшим обществом как самой укрепленной формой черни? Впрочем, общество всегда было самой большой пошлостью, ее синонимом.

Р.Любое общество?..

Б.(вставая в позу).Любое. Оно обязано низводить все до своего уровня, то естьопускать. Оно, как и демократия, бывает лучше или хуже, но свободы онодопуститьне может. Чернь не способна признать что-либо выше себя. Что знает она про себя?.. Она скрытна и потому слишком обидчива и подозрительна. И взгляда на себя со стороны не простит. Не простит НЕпринадлежности к себе.

Р.(надув губки). Не ясно выражаетесь. Я знаю, чточернь— это не только народный промысел…

Б.Вот именно — только ненародный. Пушкин очень хорошо слышал разницу, чутко разделял понятия толпы, народа и черни. Вот вам и всяпресловутая роль поэтав России. Поэт — это личная свобода, то есть онНЕдопустим. Что может вызвать большую зависть, чем свобода и независимость?! Иначе никак не объяснить их чудовищные судьбы. Кто их убил? Третье отделение? КГБ?? Что это они так хорошо в поэзии разбирались, что самых лучших выбирали? В пользу никогда не доказанных версий именно убийств, а не самоубийств поэтов как раз то и говорит, что с ними ничего больше нельзя было поделать. Они слишком БЫЛИ в этой жизни. Кто таков? откуда взялся! Вдруг ЕСТЬ. Есенина или Маяковского уже нельзя, невыгодно было посадить. Мандельштам — мог самоубиться, но — «прыжок, и я в уме» — не самоубился, а продолжал нарываться. Егоможнобыло посадить как поэта более элитного, так же как и обэриутов, как и Заболоцкого… А эти длянихрангом не вышли, не в том звании. Не в поэзии жеониразбирались!

Р.Ну, вы распетушились!

Б.Может быть. Год Петуха как-никак. Год Победы. Кого над кем? Ни­чтожность Мандельштама, с их точки зрения, расходилась с его значением, а этого нельзя простить! Нельзя простить, что человектакой,вот суть черни. Кстати, приняв ваши упреки во внимание, я заглянул-таки в планы собственных сочинений, составленные Пушкиным… изумительно! В последнем собрании стихотворений первый раздел «Подражания древним», а следом — «Чернь». И никто до сих пор не подумал (не решился?) издать хоть один раз сборник по его собственному списку, с такой аристократической дискриминацией. Лучшим пушкинистом оказался Хрущев… я люблю эту историю. Будто, когда его погнали, у него появилось время почитать. Так читал он сол­женицынского «Теленка», пряча от цензуры Нины Петровны под подушкой… дошла очередь и до Пушкина: все Пушкин да Пушкин!.. — решил проверить. Почитал, почитал… не понравилось: «Не наш поэт… Я Есенина и Твардовского предпочитаю. А Пушкин какой-то холодный, аристократиче­ский». Блеск! Вот Никита оказался не пошляк — сказал, что чувствовал. Раз уж, как вы иронизируете, Роберт, у меня все под рукой… загляните в «Словарь языка Пушкина» на Пе — пошлость.