— Почему оружие ненастоящее? — недоверчиво спрашивал у него гражданин в очках с другой стороны заграждения.
— Мы хотим бескровную революцию, — охотно отвечал дядя. — Как на Украине была, без единого выстрела, голой народной волей!
— А я слышал, войска к Москве стягивают, — вступал в разговор молодой человек в черном капюшоне, похожий на сотрудника Священной инквизиции, только в кожаной куртке. По всем приметам, юноша отбился от табунка юных радикалов и теперь искал, к кому бы примкнуть.
— Да, в девяносто первом тоже танки по Арбату ездили — и ничего! — Дядя закурил и лукаво подмигнул собеседникам, как Василий Теркин, давая понять, что победа будет наша.
Инквизиторский пацан шмыгнул к машине Юнкера.
— Слышь, товарищ, может, до Белого дома доедем, поглядим, чего там? — сказал он, засунув голову в окно.
Раньше от подобной бесцеремонности Юнкер бы моментально вышел из себя. И капюшону пришлось бы топать до Краснопресненской пешком. Потому что метро, как объяснили Никите по дороге, закрыли еще в первые дни, опасаясь диверсий. А все подземные служащие вышли на поверхность и растворились в революционном брожении масс.
Но Юнкер, подобревший то ли от деревни, то ли от революции, не стал учить юношу хорошим манерам, а открыл ему дверь и поехал к Белому дому.
Мальчик крутил головой во все стороны и ерзал на сиденье.
— Ты чего так нервничаешь? — спросил заложник педагогического инстинкта Рощин.
— Да, блин, какая-то революция непонятная. Что происходит? Куда идти? Что делать? Тут баррикады, там баррикады, телевизор не работает. Говорят все разное. В бункере нет никого. И выходит, что и делать-то ничего не надо. Тусуйся, прыгай, бегай — а оно все как-то само происходит, помимо тебя. Мы революцию совсем не так представляли. Думали, от нас будет многое зависеть. Думали, будем биться не на жизнь, а на смерть!
— Так и радуйся, дурак, что не надо грудью на амбразуры ложиться! Зеленый еще совсем, тебе жить да жить! — воскликнул Рощин.
— Молодой тоже имеет право на смерть! — пафосно изрек юноша чье-то чужое умозаключение, вмонтированное ему в голову партийной пропагандой. — Почему вы думаете, что несовершеннолетние не люди?! Что мы не можем сами осознанно выбирать свой жизненный путь?!
— Эй, не надо мне тут цитат из интервью с Лимоновым! — оборвал его Рощин. — Я тебе, вообще, не о том говорю, если ты не заметил.
— А насчет амбразур — знаете, я бы предпочел погибнуть в честном бою, чем вот так бездарно носиться между правительством и Думой, пытаясь понять, что же происходит. А тем временем уроды с большими кошельками и жопами, ничем не лучше предыдущих упырей, только еще не насосавшиеся, уже все без нас решают!