Короче, дни к октябрю катятся, ночи зябкие, по утрам туман из Сокольников на железку языками ползет, днем народ с электричек с полными корзинами валит — Витя специально смотрел, — да все генералы, генералы коричневыми шляпами из тех корзин выглядывают, — самое распоследнее время, значит, ехать. А корзины у Вити все нет, хоть убейся. Уже и Маха его утешает, сумку где-то нарыла приличную, через плечо.
Ладно. Утром пораньше взял эту сумку чертову, кинул в нее два больших пакета, кое-чего из вещей и двинул в санприемник. Там сначала нудно сидел, нудно отвечал на всегдашние вопросы, привычно врал про сгоревший дом родной (а может, и не врал: там ведь и есть одни головешки посреди крапивы), показывал справку-фигавку, здесь же в прошлый раз и выданную. Ставили его куда-то на учет, и он врал, что прибудет туда-то тогда-то, и подробно записывал себе на бумажку. Наконец помылся, побрился (усы, правда, оставил), стрижку сделали короткую, но не под ноль. Одежду, конечно, взял поганую — ярко-спортивную, — другой не было. И через пару часов был уже в Пушкине, на церковном дворе. Чуть не опоздал к обеду.
Потом долго рылся в гуманитарке, подобрал себе неплохой свитер и джинсы, даже сапоги нашел, зеленые, правда, — вырвиглаз, и чуть великоваты, но ничего, сойдут. Не было только подходящей штормовки, в каких он привык обычно ездить. Но когда уже вышел из гуманитарного склада на двор — вдруг увидел на одном из строителей (чего-то они там ремонтировали) то, что надо: холщовую, светло-зеленую, полувоенного образца. Отошел с ним за ограду, покурить. Тот назвался Петром, с Украины, Днепропетровск. Так у Вити там когда-то тетка жила! В общем, отдал Витя ему за куртку свой спортивный костюм, который из санприемника, красивый, яркий, почти новый. Петр легко поменялся, им такие на складе бесплатно дают, если скажешь, что потерял или там — в раствор уронил.
Пошли с Петрухой обратно, в церковный двор, Витя хотел еще хлеба в столовой спросить, может, от обеда осталось. И тут увидел — идет по двору монашка, или как их там, при кухне они работают, — и волочит полную корзину картошки. Что за корзина!.. Именно такая сейчас Вите позарез и нужна. Еще не зная, что будет делать дальше, он подскочил к монашке: давайте, мол, помогу вам, а то что же вы, такая хрупкая барышня — и так надрываетесь! Та не только с радостью отдала корзину — отнести на кухню, ссыпать картошку в два котла с водой, но и с ним не пошла, побежала назад — погреб закрывать.
На кухне ссыпал Витя картошку в котлы, корзина пустая в руках осталась. Сердце забухало в ушах: на такой ерунде — да попасться?.. Пошел куда-то по коридору, у встречных баб спрашивая, как на задний двор пройти, якобы еще дело там у него. На заднем дворе нырнул за угол дома, там глухой торец без окон и ограда церковная совсем близко подходит, а за ней-то — кусты! В голове сложилось: застукают — скажу, до ветру занемог, так и так, простите, православные… Переметнул корзину через ограду в самые кусты и быстро назад. Уже выходя из столовой, столкнулся нос к носу с монашкой: