Свирид слушал его серьезно, с опущенными глазами.
Слотченко обернулся к остальным, сидевшим и слушавшим за столом:
— Да многие ли у нас не носят формы?
Мать покачала головой:
— Разве что я…
— И это упущение! — весело воскликнул Слотченко, а отец взялся за графинчик.
— Свирька и вправду зарос, — заметила мать, провожая графинчик наполовину любовным, наполовину тревожным взглядом.
И все опять воззрились на Свирида. Они с отцом, когда бы не шевелюра младшего, были похожи как две капли воды, как две полярные совы — в них было нечто от хищных птиц, но заводить речь о совах уместно было, только если судить по глазам: округлым, с темными ободками. Однако носы их, или клювы, если продолжить сравнение, были совсем не совиные — вытянутые, чуть загнутые, с раздвоенной шишечкой на конце.
— Вот тебя Николай Володьевич и подстрижет, — улыбнулась мать.
— Да уж, это теперь решено, — согласился Слотченко.
— В Доме офицеров? — недоверчиво спросил Свирид.
— Мне же говорили, что ты будущий писатель? — развел руками тот.
Свирид не ответил. Ему вдруг стало стыдно.
— Приходи в Дом офицеров, — решил Слотченко.
— Правильно! — гаркнул отец. — Пусть там понюхает…
Неизвестно, что он имел в виду. Адмирал Водыханов уже захмелел и тяготел к словесным клише. Двое в гражданском не вмешивались в беседу и чинно уплетали все подряд, граблями гребли. Свирид обратил внимание, что стрижка у обоих была очень короткой. А Слотченко вдруг свернул губы трубочкой и тихо дунул на Свирида.
Тот непонимающе уставился на военного парикмахера. Слотченко повторил, и Свирид прислушался.
“У”, произнесенное шепотом, даже не голосом — только выдохом-дуновением.
Николай Володьевич подмигнул:
— Я подарю тебе ножницы.
Лишь в эту секунду Свирид обнаружил, что все еще держит в руках незаряженный пистолет.
4
Дом офицеров находился неподалеку — две остановки трамваем. Нужно было свернуть с набережной в маленький переулок, дойти до перекрестка, и там останавливался двадцатый номер. Свирида отпустили одного: настоял отец, хотя домашние твердили ему о страшных бандах, расплодившихся в городе после войны, которые ловят именно детей, и как раз свиридов.
— А потом — на базар, конечно, — саркастически усмехнулся отец. — Менять на крупу.
Он выдал сыну деньги на билет в оба конца и строго-настрого наказал нигде не задерживаться и никуда не ходить помимо парикмахерской.
— Тебе повезло, что ты познакомился с товарищем Слотченко, — значительно добавил адмирал Водыханов. — Ты знаешь, кого он стриг и брил? То-то же.
Он так и не уточнил, кого же стриг Слотченко, — очевидно, припомнил, что некоторых клиентов последнего не следует называть вслух, тем более при ребенке, ибо их имена уже истерты из учебников и старательно изглаживаются из народной памяти.