Городской (областной, республиканский) патриотизм — очень выгодная штука для любого правителя. “Осташ, — говорило Слепцову одно должностное лицо, — кровно убежден в том, что лучше его города быть не может, что Осташков так далеко ушел вперед, что уж ему учиться нечему, а что Россия должна только удивляться, на него глядя”.
“Осташковские граждане, — отмечает автор, — все отчасти смахивают на отставных солдат: бороду бреют, носят усы, осанку имеют воинственную и, когда говорят, отвечают — точно рапортуют начальству. Вообще дисциплина в нравах”.
В Альметьевске в 1986 году на каждом шагу стояли урны для мусора в виде забавных пингвинчиков с разинутой пастью. И хотя это не мешало горожанам захламлять улицы окурками и семечками, а во дворах после приезда мусоровозки оставались изрядные следы помоев — пингвинами нельзя было не гордиться. В Осташкове-1861 главным символом благоустроения служили столбики с резными ершами — одной из главных рыб озера Селигер. Вход на бульвар был перекрыт лабиринтом наподобие тех, что ставят на стадионах, — это охраняло зелень от бродивших по городу коров, но ничуть не мешало запрыгивать козам…
Образцовый порядок находит Слепцов и в “Доме благотворительных заведений”: у ворот стоит ящик с соломой, а рядом — колокольчик. Это контейнер для подкидышей — туда кладут младенца, и по звонку выходит служитель его забирать. Что ж, это лучше, нежели оставлять дитя на крыльце “до востребования”…
Не надо думать, будто писатель-нигилист норовил лишь разоблачать “потемкинские деревни”. Он шел глубже — ставил вопрос, возможно ли просвещение в условиях бедности и кабальной зависимости народа. “Что тут может сделать грамотность, когда у меня в брюхе пусто, дети кричат, жена в чахотке от климата и тачания голенищ? <…> Бедность одолела, до книг ли тут? Ведь это Ливерпуль! Та же монополия капитала, такой же денежный деспотизм; только мы еще вдобавок глупы, — сговариваться против хозяев не можем — боимся; а главное, у них же всегда в долгу”. Это говорит не бедняк, но один влиятельный горожанин из числа “толковых ругателей”.
Тот же либерал-скептик еще полтора столетия назад подметил другие проблемы, будоражащие российскую мысль и поныне. Ну, например, возвышение потребностей при ненасыщении первичных нужд: “Праздник пришел, я первым долгом маслом голову себе намажу и к обедне, потом гулять на бульвар или в театр. Нельзя же, у меня развитой вкус; тщеславие дурацкое так и прет <…>. Баба готова два дня не евши сидеть и детей поморить голодом, только бы на бульвар в шляпке сходить. <…> Девчонка от земли не отросла, а тоже в училище без кринолина ни за что не пойдет”.