Название книги Игоря Шайтанова — с подтекстом. Это не бытовое речение в том духе, что, мол, о вкусах не спорят. “Дело” здесь означает “работа”. Вкус — не стратегия критика, а инструмент познания. Работая своим вкусом, напрягая его, соотнося с чужими и чуждыми вкусами, критик осваивает современную словесность.
В книге “Дело вкуса” автор заявил собственную версию гамбургского счета современной русской поэзии. А такой счет, если вспомнить полный текст легендарного эссе Шкловского, выстраивается не монологически, а в процессе спора, состязания.
“Раз в году в гамбургском трактире собираются борцы.
Они борются при закрытых дверях и завешенных окнах.
Долго, некрасиво и тяжело.
Здесь устанавливаются истинные классы борцов — чтобы не исхалтуриться”.
Попробую гипотетически представить сегодняшний процесс борьбы. Кушнер, например, кладет на лопатки Кибирова… Чухонцев валит на ковер Рейна… Елена Шварц вошла в клинч с Верой Павловой… Нет, что-то не то.
Там, в виртуальном гамбургском трактире, за занавешенными окнами, борются не сами поэты, а наши вкусы. Победителей в этом состязании нет и быть не может. Но в перспективе выстраивается ценностей незыблемая скбала.
Vivent les pourquoi! Да здравствуют новые “почему”!
Вл. Новиков.
Константин Михайлов. Москва, которую мы потеряли. В 5-ти томах. М., “Яуза”; “Эксмо”, 2007. Т. 1 — Уничтоженный Кремль, 320 стр. Т. 2 — Москва погибшая, 320 стр.
Т. 3 — Погибшие святыни Москвы, 336 стр. Т. 4 — Взорванная память, 384 стр. Т. 5 — Поруганная слава, 400 стр.
В минувшие год-полтора тема разрушения старой Москвы вернулась на книжный рынок после пятнадцатилетнего перерыва. Тогда, на волне перестройки и августовской революции, краеведы обобщили историю советского вандализма. Архивы разрушения храмов исследовал и обнародовал Владимир Козлов. В 1992 году вышла книга Сергея Романюка “Москва: утраты” и начал выходить знаменитый самиздатский четырехтомник Петра Паламарчука “Сорок сороков”. Казалось, вандализм остался в прошлом, поскольку остался в прошлом коммунизм. Однако быстро выяснилось, что у светлой капиталистической эпохи есть свои причины для вандализма. Что снести и построить заново легче, чем реставрировать. Особенно если хочется выкопать под зданием гараж. Мотив измельчал, масштаб тоже, но Москве не показалось мало.
Уже к 1994 году, после сноса Кадашевской набережной, стало ясно, что столичное правительство не намерено сдерживать агрессию “новых русских” в городе и, более того, готово ее возглавить. За десять лет мэрия и лично дорогой Юрий Михайлович приучили капитал к мысли, что все можно. Позиционируя себя консерватором в большой политике, Лужков сначала сам подписывал постановления о сносе памятников старины, затем передал эту честь профильному министру — председателю департамента охраны памятников, Москомнаследия. В обоих случаях полномочия превышались: ведь памятник любой категории может исчезнуть только по решению федерального правительства. Прокуратура подняла было голос, но быстро сникла. Каток покатил. Когда число снесенных памятников перевалило за пятьдесят, заговорили газеты. Когда за сто — к защитникам старины присоединилось телевидение. Последними включились в дело книжные издательства. И значит, новый вандализм стал “культурным” феноменом и составил эпоху в истории Москвы.