Мы снова одеваемся, и пока я заплетаю Серену волосы, он шепотом рассказывает мне, что произошло за день. Мне так не хватает наших вечерних разговоров с ним, его рассказов о болезнях и его пациентах, его рассуждений о книгах, которые он сейчас читает. Мы смотрим на часы и еще минутку сидим обнявшись. Потом он откашливается, выпрямляется и кричит скандальным голосом:
— Плесень, это точно плесень! Я требую, чтобы вы что-то предприняли.
Скрестив руки, я выхожу из комнаты и обещаю после выходных вызвать специалиста. Говоря это, я понимаю, что через три дня Элизы тут уже не будет. Мы почти пережили пятый день ее пребывания здесь. Еще два дня, и она уедет. Я мысленно крещусь. И тут я вижу Падди, стоящего в дверном проеме. Взгляд у него обезумевший.
— Сейчас, секундочку, — улыбаюсь я Элизе, которая ждет нас к ужину. — Падди, можно тебя на минутку, — говорю я громче. — Мне хотелось бы поговорить с тобой насчет оплаты за квартиру.
Я подаю Ксаверу и Юни, которые уже сидят за столом, знак, чтобы они уже, черт подери, начинали есть, и иду за Падди в его комнату. Когда я вхожу, он уже голый. Я сразу же ложусь на ковер — кровать слишком скрипит — и раздвигаю ноги. Падди начинает мне отлизывать, но делает это совсем недолго, хотя обычно он доводит куннилингус до конца и всегда дает мне кончить, прежде чем начать меня трахать: он говорит, что полуудовлетворенные щелки трахать лучше, чем неудовлетворенные. Он ложится рядом со мной, вводит палец в мою щелку и стимулирует мне клитор, а я ласкаю его член. Так мы можем смотреть друг на друга и разговаривать.
— Такое ощущение, что мы в детской, — говорит он, а я хихикаю.
Он прав. Вся эта ситуация была бы смешной и возбуждающей, но мы уже не подростки, которым нравится позажиматься в платяном шкафу. Мы уже давно выросли и создали себе жизнь, которая всем нам нравится. Нам не хватает обычного общения. Нам не хватает жизни в гареме. Падди кончает мне на живот и шепчет:
— Не смывай.
Я киваю, и мы целуемся как утопающие. А потом это краткое мгновение заканчивается, и мне нужно возвращаться к своей гостье и картофельной запеканке на ужин.
Я в ярости от Элизы, которая дружелюбно болтает и хвалит Ксавера за его способности экскурсовода. Она хвалит его за то, что он так развился, живя у меня, хвалит наш красивый город. Я в ярости, потому что она все время разговаривает, а мы не можем общаться как обычно. Я в ярости потому, что она выглядит так сексуально, но, кажется, не имеет никакого представления о сексе. Потому что у нее такие пухлые нежные губы, а я не могу поцеловать своих мужчин. Потому что у нее такие роскошные формы, а мне приходится прятаться в длинные платья и закрытые блузки. Потому что она наверняка видит, насколько привлекательны мои мужчины, как они возбуждены и что они не упускают ни одного нашего движения, ни одной сползшей бретельки, ни одной нашей короткой юбки. И все же нам приходится жить как в монастыре.