Никто не знал, чем вызвано обострение болезней императрицы. Знали только двое – ее муж и старшая дочь. А все думали – это потому, что зима выдалась очень тяжелой и сказалась на здоровье государыни.
Ах, какая тяжелая была она – зима 1837 года…
Воздух был заряжен грозой, и вскоре она разразилась одним событием, которое косвенно было связано с неудачным балом. Среди шести танцоров, приглашенных герцогом Карлом, был Жорж Дантес, приемный сын нидерландского посла в Петербурге барона Геккерна.
По городу уже циркулировали анонимные письма; в них обвиняли красавицу Пушкину, жену поэта, в том, что она позволяет этому Дантесу ухаживать за собой. Горячая кровь Пушкина закипела. Император видел в Пушкине олицетворение славы и величия России, относился к нему с большим вниманием, и это внимание распространял и на его жену, в такой же степени добрую, как и прекрасную. Он поручил Бенкендорфу разоблачить автора анонимных писем, а Дантесу было приказано жениться на Катрин, младшей сестре Натали Пушкиной, довольно заурядной особе. Но было уже поздно: раз пробудившаяся ревность продолжала развиваться. Некоторое время спустя после этого бала Дантес стрелялся с Пушкиным на дуэли, и поэт был смертельно ранен.
Николай Павлович был совершенно убит, и с ним вместе вся Россия: смерть Пушкина стала всеобщим русским горем. Император послал умирающему собственноручно написанные слова утешения и обещал ему защиту и заботу о его жене и детях. Пушкин благословил государя и умер на руках своей жены, не виня ее ни в чем. Александра Федоровна плакала, а герцог Карл был долгое время очень угнетен и жалок, отчего-то полагая и себя виновным в этой трагедии.
Дантес получил отставку от двора и вскоре покинул Россию.
Мэри, Олли и Адини тоже никак не могли примириться со страшной вестью. Их учителя русского языка и словесности, Жуковский и Плетнев, оба дружившие с Пушкиным и бывшие членами литературного кружка «Арзамас», давно уже познакомили их с его сочинениями. Императорские дети заучивали стихи из «Полтавы», «Бахчисарайского фонтана» и «Бориса Годунова», они с восторгом читали последнее произведение Пушкина «Капитанская дочка», которое печаталось в «Современнике». В память погибшего друга Плетнев взял его журнал и продолжал издавать с большим успехом.
Император освободил Пушкина от всякого контроля цензуры. Он сам читал его рукописи. Ничто не должно было стеснять дух этого гения, в заблуждениях которого Николай Павлович видел не крамольный бунт, а горение мятущейся души. Все архивы были для Пушкина открыты, он как раз собирался писать историю Петра Великого, когда дуэль прервала его жизнь. В императорской семье часто с горечью говорили, что в России не осталось никого, подобного Пушкину. Чудилось, надвинулась какая-то огромная беда, которая уносит жизни и подтачивает здоровье.