Решено! Однако где она возьмет траву, где возьмет волшебный любисток? Сейчас уже пора идти готовиться к балу, одеваться, у нее нет времени выйти, да и что толку искать эту траву на улицах и в саду, за ней нужно в лес…
Ах нет, все не так плохо! Ведь недавно был Духов день. И, по обычаю, всякий должен был оросить слезами пучок травы зури, которой потом украшали божницы. Обычно Мэри с сестрами со смехом кое-как выжимали из себя слезы (как-то раз даже пришлось послать горничных девушек к поварам за луком, вот ужас-то был!), однако в этом году она рыдала от всего сердца, оплакивая все горести своей жизни… а их немало, немало накопилось! Но ведь зуря – это и есть любисток! У нее есть трава для заветного венка!
Решено! После бала…
Если бы кто-то узнал, что герцогиня Лейхтенбергская намерена в ночь на Ивана Купалу пытать счастье, словно простая крестьянка, это был бы скандал. Ну и что! Мэри вздернула подбородок. Ведь нынче – «бал с мужиками». Значит, сам Бог велел!
* * *
Непременным условием приглашения на придворные балы было представление императору или императрице. Но «бал с мужиками» давали только раз в год. От обычных официальных и домашних он отличался тем, что во дворец пускали всех желающих. Никакого различия сословиям не было – мещане, купцы – пропускали всех, одетых возможно прилично! Вернее, тех, кто мог пробиться.
Полиция счетом впускала народ. На самом деле, более четырех тысяч человек никогда не было, да и то давка стояла страшная. Людям до смерти хотелось увидеть «царские сокровища», оттого по углам стояли горки, на которых были выставлены золотые кубки, блюда и прочее. Ни фарфор, ни серебро не ставили. Это не производило такого впечатления, как золото.
Из Таврического дворца доставили скамейки и расставили их в нишах под окнами и вдоль стен. Всякому попавшему в зал непременно полагалось угощение. Рядом с горками, наполненными драгоценной посудой, стояли столы с белыми булками, лакеи сами разливали чай и сами размешивали в кружках сахар ложечками… чтобы кто-нибудь не позарился на господское добро.
Император внушал семье, что их долг – находиться в этот вечер среди народа. Александра Федоровна, в золотой парчовой душегрейке, шитой изумрудами и рубинами, в юбке из серебряной парчи, расшитой золотом, усаживалась в Георгиевском зале за карточный столик, играя с министрами в свое любимое «макао». Для того чтобы зреть императрицу, в зал впускали не более десяти человек зараз. Они с трепетом проходили мимо государыни, некоторые порывались упасть в ножки, да охрана сдерживала верноподданнические чувства. Великий князь Александр Николаевич и его сестры вслед за отцом обходили залы, переполненные народом.