– А как же! – горделиво сказал городовой. – Как всегда – в шубе, на шинель накинутой, в каске с плюмажем, сидят они в своих санках позади Якова… это кучера их величеств так зовут, – пояснил он. – Я, конечно, во фрунт вытянулся, а их величество мне махнули: служи, мол, бляха 35!
Гриня покачал головой, не зная, верить или не верить. Чтобы видеть царя вот так запросто… такое только в сказках бывает. Ну и ладно, не стоит обижать доброго человека и показывать свое сомнение. Очень хотелось спросить про невнятное слово «плюмаж», но он постеснялся.
– А государь далеко ли уехал? – спросил Гриня.
– Ну, чай, мне не докладывают, – посмотрел на него городовой, как на глупого. – Одно знаю: они в городе, потому как штандарт царский развевается – видишь, желтое знамя с черным двуглавым орлом? Уехали бы – штандарт бы спустили. Ну ладно, иди, брат, некогда мне тут с тобой лясы точить.
Городовой приложил руку к папахе. Гриня тоже сунул ладонь к виску, нечаянно сдвинув треух так, что тот съехал на глаза. Городовой захохотал:
– Иди-иди, Бог с тобой!
Гриня не сразу пошел той дорогой, которую указывал городовой, – сначала захотелось на дворец со стороны набережной посмотреть.
Заледенелая река открылась перед ним, на другом берегу возвышалась крепость с башней, еще какие-то строения… мосты перерезали реку, по ним шли люди, ехали повозки, но иные храбрецы шли прямиком по льду, хотя тот кое-где уже пестрел полыньями.
Гриня засмотрелся было на них, потом обернулся на государев дворец. Ох и домина!!! Сколько окон! И за каждым небось мебель из золота и серебра… и каменья драгоценными горами насыпаны… Вот бы хоть глазком поглядеть на такие чудеса, увидать государя, государыню и царевен с царевичем Александром…
Громадное здание смотрело на него сотней окон, словно сотней презрительных, немигающих глаз, мол, где тебе, деревенщина! Ишь размечтался о чем! Ступай со своим свиным рылом, да не в калашный ряд!
И вдруг… Вдруг распахнулась маленькая дверка в стене. Снаружи ее и не видно – не знаешь, что там дверка, так мимо и пройдешь. В двери показалась тонкая фигурка. Девка! Платьице беленькое, короткое, не достает до щиколоток, из-под него тоненькие ножки торчат. Сама невысока, но не тоща… Говорили, в городе все бабы и девки тощие, заморенные, однако Грине ни одна такая не попадалась, и эта была кругленькая, ладненькая… легкая ткань платья обвила ее стан – не стан, а загляденье! Выскочила на мостовую – а та, лишь теперь заметил Гриня, вся была сложена из деревянных плит, плотно, искусно подогнанных одна к другой… Выскочила, поскользнулась, вдруг крутнулась на одной ноге, понеслась было, раскинув руки, словно в пляске, еще раз крутнулась…