– Полковник, встать! – скомандовал себе Драгомиров и тут же подчинился.
Снова мерзко заныл и задергался шрам – память о самом первом бое, закончившемся тараном.
"Опять будет дождь, – отстранено подумал генеральный секретарь. – Еще и нога сейчас присоединится". И точно – прислушавшись к себе, уловил чуть ниже левого колена далекое неприятное ощущение.
Зайдя в ванную, он посмотрел на свое отражение. Из зеркала на Драгомирова глядел молодой еще мужчина с аккуратной бородой и усами "а ля Генрих 4", с прямым носом и серо-зелеными глазами. Его черные волосы, посеребренные проседью на висках, выглядели как-то…аристократично, что ли, но, в сочетании с не самым красивым шрамом, придавали образу мрачность.
Еще не до конца отошедший от сна разум нарисовал рядом фигуру давно погибшей, но так и не забытой девушки. Ее соблазнительный образ трепыхался на краю сознания, вызывая почти физическую боль.
Представив, как бы они смотрелись вместе, Богдан, стиснув зубы, простонал. Образ никуда не пропадал. И вновь откуда-то из глубин сознания стала подниматься темная волна.
– Почему?! – ответ на выкрик раздался звоном лопающегося от удара стекла.
– Товарищ Драгомиров? – из-за двери донесся взволнованный голос охранника. – Товарищ Драгомиров, все в порядке?
Богдан ничего не ответил. Боль в порезанной руке отогнала боль душевную, оставив первое лицо советского государства наедине с разбитым зеркалом.
Стук в дверь участился и усилился, начиная уже перерастать в выламывание косяка, когда генсек коротко бросил:
– Отставить. Нормально все. Стекло лопнуло.
Распахнув дверь, он кивнул в сторону ванной.
– Скажите Нине Сергеевне, там прибрать надо. А мне слегка забинтоваться, – молодой вождь потряс кровоточащей рукой и направился в столовую, завтракать, оставив остолбеневшего сотрудника у спальни.
Уже позже, днем, накатила меланхолия. Не хотелось ничего делать – вообще ничего. На улице шел мелкий, противный до невозможности дождь. Здесь, в кремлевском кабинете, было тепло и, пожалуй, уютно. Но все портила гора бумаг, возвышающаяся на столе.
Что-то грустное, играющее из радиоприемника, также добавляло теней в и без того мрачное настроение.
Все было отвратительно. Стремительный рост экономики Союза присутствовал. Но люди – простые люди – жили плохо. Не все, далеко уже не все, да и не так уж и плохо, особенно если сравнивать с послевоенной разрухой, но от этого легче не становилось…
Народу нужно было буквально все. Не было голода – это да, дети ходили в школы, поднимались новые заводы. Росло потребление, рос уровень жизни среднестатистического советского гражданина, но этого недостаточно.