– Тебе не понравилось, – мрачно констатировал Воронцов.
– Нет-нет, что ты! Мне понравилось! Просто… – Маша вздохнула, собираясь признаться в постыдном желании, – просто я очень хочу есть. И еще мне не очень нравится, когда меня пачкают теплым шоколадом.
– Пачкают? – оскорбленно переспросил Иван. – Может быть, тебе и ванна не понравилась?
Маша хотела неискренне воскликнуть, что очень понравилась. Но почему-то покачала головой и сказала извиняющимся тоном:
– Не очень. Понимаешь, эти лепесточки такие липучие…
Воронцов оборвал ее на полуслове.
– Я понял, – сухо сказал он. – Понял и сделал выводы.
Не обращая внимания на смущенное бормотание Маши, он вытер шоколадную лужицу и ушел в свою комнату.
– Дело во мне! – попыталась исправить положение Маша. – Мне не хватает романтичности…
Но Ваня не ответил. Спина его излучала возмущение и обиду.
Маша осталась одна в окружении десятка горящих свечей. «Ну вот, – укоризненно сказала она себе, – ты все испортила. Неужели так трудно было промолчать и дать ему обмазать тебя этой несчастной коричневой пакостью? Он так старался: готовил шоколад, общипывал розы, зажигал свечи… А ты! Эх…»
Но где-то в глубине души таилась предательская мысль, что все это Воронцов делал, думая больше о себе, чем о ней.
«Могла бы проявить великодушие и дать ему покрасоваться», – заметил внутренний голос.
«Не кажется ли тебе, что не совсем правильно красоваться за мой счет? – возразила Маша. – Между прочим, шоколад чертовски плохо отстирывается. И, в конце концов, я хочу есть!»
«Могла бы и потерпеть, – сообщил внутренний голос и подытожил: – Нечуткая ты женщина, Успенская. И бестактная».
С этим спорить не приходилось.
«Надо убрать свечи, – грустно подумала Маша. – И слить ванну».
Под ней чувствовалось что-то скользкое. Маша поерзала и вытащила то, что и следовало ожидать – сморщенный лепесток красной розы.
После неудавшегося вечера Иван и объявил, что больше – никакой романтики. Ни-ни. Ни грамма.
Маше оставалось только согласиться.
Но в глубине души ей было немножко смешно. Он часто вел себя как большой ребенок: обижался по нелепым поводам, лелеял свою обиду и капризничал. «Незаурядный человек, – объясняла подруга Олеся. – Ему простительно. Подумай о том, что у медали есть и оборотная сторона: с такими людьми никогда не скучно».
Когда-то Маша влюбилась в него именно за детскость, сохраненную до тридцати с лишним лет. Веселый, увлекающийся, экспрессивный Воронцов готов был на любую авантюру, ввязывался в любое приключение – только позови. Он поднимался на Гималаи с альпинистами, увлекался дайвингом, путешествовал автостопом и даже спускался в какие-то пещеры, из которых еле выбрался живым. Его тянуло во все стороны сразу, словно ребенка, который никак не может выбрать, в какую игру ему играть.