До трех часов ночи было спокойно. Уже даже задремывать начали – до этого спать не хотелось. А потом со стороны ручья послышались странные звуки. Как будто голоса, только слова неразличимы.
– Что это? – пробормотал ученый.
– Выступление твоего рецензента. – Это была больная тема: Валентин Сергеевич вот-вот должен был защищать кандидатскую.
Бакенщику не было страшно. Что сделано, то сделано. Больше, чем заслужили, их не накажут. Вот еще бы понять, сколько заслужили…
Голоса действительно слышались со стороны ручья, только выше по течению. «Тьфу ты», – сморщился Бакенщик. Выше по течению, если бы ручей тек с горы. Как объяснить сложившуюся ситуацию, слов пока не придумали.
– Дети! – вдруг воскликнул Валентин, мгновенно опуская ружье. Конечно, они слышали о большом пионерском турслете. Но, черт возьми, это же на сто пятьдесят километров южнее! И там обустроено все дай боже, даже у них из экспедиции четырех рабочих изъяли – мероприятие, говорят, республиканского масштаба.
– Нет, – тихо сказал Бакенщик. – Не дети.
Голоса точно были высокими, визгливыми даже, но не детскими точно. Скорее они могли принадлежать злобным ссорящимся гномам. Но для этого нужно было предположить, что такие бывают.
– Слов не разобрать, – Валентина потихоньку начала бить дрожь.
– И не старайся.
– Что же делать, спокойный ты наш? – внезапно разозлился питерец.
– Ждать, – философски заметил Бакенщик.
Еще через минуту голоса стали вполне различимыми. Теперь стало предельно ясно, что они не принадлежали ни детям (потому что дети не гуляют ночью по склонам с текущими вверх ручьями), ни взрослым (потому что взрослые не разговаривают как пластинки, если их проигрывать с удвоенной скоростью).
– Карлики! – вдруг доперло до питерца. – Карлики!
Взрослые с голосами детей.
Бакенщик даже отвечать не стал. Очень скоро все ответы они и так получат.
А пришедших от ручья стало не только слышно, но и видно. Нет, ни фигур, ни лиц никто не разглядел. Но по тропе, пробитой, видимо, животными, в их сторону двигалось нечто, представлявшее собой светящиеся шары, точнее, шарики, расположенные в ряд на высоте примерно полутора метров. И именно от них исходил этот раздраженный и озлобленный якобы детский лепет. И это нечто – теперь уже несомненно – целенаправленно двигалось в их сторону, ворча и негодуя.
Вот теперь Бакенщику стало страшно. И все же страх его не затопил. Такие встречи были ожидаемой частью его непонятного Служения, и он был готов не сломиться – по крайней мере, душевно – под натиском этого нечто.
Валентин же, потерявший голову от разом охватившей его паники, просто схватил ружье и выстрелил в их сторону. Огоньки дернулись, их ряд потерял стройность, но только на считаные секунды, а потом так же размеренно направились дальше, к застывшим в ужасе людям.