На следующий день королева, едва войдя в покои Сигизмунда, сказала:
— Правду ли говорит маршал Вольский, что вы не хотите сделать Кмиту старостой?
— Да. Власть в руках у него будет большая… Это опасно. А к тому же старостой давно желает стать Тарновский.
Она удивилась.
— Великий гетман коронный? А его вы не опасаетесь? Доверить ему две столь важные должности? Вы хотите, чтобы при вас он возвысился сверх всякой меры?
— Какой такой меры? — спросил король. — Нет у меня таких опасений. Я ему доверяю.
— О да! — воскликнула Бона. — Есть даже такие, кто слышал, как он похвалялся, что, ежели к его должности добавить еще и право на исполнение судебных приговоров, его власть в Кракове будет равна вашей. А то и больше.
— Вы верите в эти россказни? — спросил король, уже внимательнее прислушиваясь к ее словам.
— Не очень. Однако же странно, что никто и никогда не говорил подобного о… Кмите.
— Тарновского задеть легко. Он даже грозил отречься от должности гетмана, — заколебался Сигизмунд.
— Знаю. Когда не получил великую печать коронную. Не удались его попытки стать канцлером, так теперь он решил стать старостой.
— Вы так его не любите? — спросил король, вглядываясь в нее с любопытством.
— Я не верю ему. Он высокомерен, властолюбив. И расположен к Габсбургам.
— А вам противится… — добавил он. — Но выбирать надобно, что лучше?..
— Пожалуй, скорее, что хуже? — не успокаивалась Бона.
— То ли Кмита, воевода и староста краковский, то ли великий гетман коронный, занимающий должность старосты? — размышлял вслух король.
— Гетман лет на десять моложе, — вздохнула Бона, — и дольше будет пожизненным господином подвавельского града.
— Не очень-то приятно это слышать… — пробормотал король. — К тому же великий гетман коронный…
— Выигрывает все сраженья… — подчеркнула она с деланным равнодушием, даже несколько удивленно.
Король взглянул на нее и вдруг нахмурился.
— Не все, — возразил Он. — На этот раз он проиграет.
— Проиграет?
— Да, со мною, — заявил он, и голос его обрел твердость.
— Я очень рада, — кротко произнесла королева, с трудом пытаясь скрыть чувство гордости за одержанную победу.
— Проиграет потому, — заключил Сигизмунд, — что воевода, если б даже и очень хотел, не сможет вознестись столь высоко, как гетман, и потому не будет столь опасен.
— Бедный Кмита, — вырвался у нее легкий вздох. — Он не знает и никогда не узнает, почему на сей раз выиграл.
Неделю спустя перед королем, восседавшим на высоком кресле в зале аудиенций, стояли друг против друга два противника: Тарновский и Кмита.
— Я готов выслушать вас со всем вниманием. Говорят, вы обвиняете друг друга. В чем же дело, хочу я знать? От вас самих, а не от других.