— На этих днях я велю купить для тебя каменный домик неподалеку от Флорианских ворот. Ты останешься в замке, но принимать молодого короля будешь только там, и всегда его одного. Храни все в строгом секрете. Никто не должен знать о ваших свиданиях…
— Боже! Это чудесно… Спасибо! Спасибо!.. Анна догадывается.
Бона нахмурила брови.
— Знаю. Но Анне уже недолго быть на Вавеле. Выйдет за Остою и будет жить в поместье, которое получит в приданое за верную службу, здесь, под Краковом. Словом, будешь молчать и от всего отрекаться… Как ты могла полюбить юношу, почти дитя?
— Не имела права, знаю, — вымолвила несчастная с отчаянием. — И не должна. Но не могу перестать его любить. Наслаждаться его радостью, его жаркими…
— Перестань! — приказала Бона. — Меня не интересует жар, который вас сжигает. Смотри только, чтобы этот жар не сжег того, кто через несколько лет возьмет в жены какую-нибудь принцессу, чтобы дать династии сына. И оберегай его от опасностей, следи, чтоб не уступил уговорам других рыцарей пойти с ними на войну. Он должен уцелеть для трона, во имя блага Ягеллонов. Я выражаюсь достаточно ясно?
— Да, госпожа. Ах, если бы… Он так хотел, чтобы я увидела его в золотых доспехах!
— О нет! Не смей разжигать этих желаний. Юного короля гложет рыцарское высокомерие. Утверждать его в этом нельзя. Твоя задача — постоянно удерживать его в Кракове. Если сумеешь, ежели обещаешь, что будешь строго следовать этим приказам, то в ближайшее время получишь домик на Флоренской.
— Буду стараться изо всех сил… Буду самой верной, преданной слугой, счастливейшей из женщин, — шептала Диана, глядя на королеву с благодарностью.
— Хорошо. В июне, в ночь накануне Купалы, держись от него подальше. Пусть придет к тебе уже после полуночи…
Она рассмеялась неожиданно, заметив не без ехидства:
— …и принесет цветок папоротника. Это чудесная польская легенда… Означает обретенное счастье. Встань!
Но Диана ди Кордона по-прежнему стояла на коленях, повторяя в упоении:
— Такая добрая и мудрая королева, такая милостивая, одна на свете. Одна-единственная. Принцесса из Бари…
В то самое время, когда гетман похвалялся в кругу своих приятелей, что наконец заставит обабившегося юнца надеть доспехи и уж никак не будет щадить его в науке фехтования и даже в бою, Сигизмунд Август, в богатом наряде из бархата и парчи, рассматривал в своей комнате ларец, наполненный множеством прекрасных украшений и драгоценностей, которыми он привык любоваться с детских лет. Там были ожерелья из сапфира и рубинов, тончайшей работы браслеты, перстни, ценные монеты и геммы. Первые из этих монет он получил в подарок от матери, ныне же его дорогостоящую страсть удовлетворял банкир отца Северин Бонер.