Сразу же после Рождества Бона, познакомившись с донесениями гонцов, пожелала послушать предсказания астролога на грядущий пятьдесят первый год. В обществе Марины Бона направилась в одну из башен замка в Яздове и вошла в келью, пол которой был выложен цветными изображениями знаков Зодиака. Она долго выспрашивала астролога, но тот давал уклончивые ответы и избегал ее взгляда.
— Санта Мадонна! — рассердившись, воскликнула она. — Неужто ты и впрямь ничего не умеешь? Не можешь угадать ни того, когда же она излечится, ни того, как долго продлится их брак? Говори! Будет ли у короля сын? А что показывают звезды? Твой предшественник, которого я прогнала за то, что он мало умел, уверял, будто одна из моих дочерей будет польской королевой. Как это может быть? Лгал, должно быть?
На этот раз астролог отвечал быстро и без колебаний:
— Нет! Говорил правду. И я не могу объяснить, как это случится, но гороскоп подтверждает его предсказания.
— Гороскоп? Значит, одна из трех моих дочерей? Которая?
— Рожденная под знаком Весов.
— Под знаком Весов? Какая же? — настаивала она.
— Рожденная в октябре месяце…
— В октябре… Все-таки Анна? Самая некрасивая? Санта Мадонна! Ну как тут верить звездам! Ноги моей здесь больше не будет. Никогда!
В эту ночь она долго бродила по заснувшему замку, вглядываясь в кружащие за окнами, оседавшие на ветках белым пухом снежинки. Что принесет ей новый год? Выздоровление Барбары, надежду на то, что серебряная колыбель из Бари наконец-то перестанет пустовать? Или долгую ее болезнь, отчаяние Августа и непонятно чем вызванное возведение на трон Анны? О боже!
Кровосмесительство… Церковь никогда не согласится на такой брак… Анна должна родить сына? Кому же? Августу? Нужно сменить астролога, точно так же, как король меняет медиков на Вавеле. А может быть, завтра из Кракова придут другие, более приятные вести? Слыхано ли дело — неужто она, Бона, ради счастья сына желает, чтобы Барбара выздоровела? Спать! Спать! Может, сон прогонит странные мысли, беспокойство, которое охватывает ее всякий раз, когда сын страдает или болен…
Она забылась коротким мучительным сном, но вскоре ее разбудил шепот Марины:
— Государыня, уже девять… На рассвете прибыл гонец из Кракова. Может ли синьор Паппакода войти?
— Пусть войдет, рresto, рresto!
Даже не поздоровавшись, она тотчас же спросила вошедшего Паппакоду:
— Ей хуже?
Он привык угадывать ее мысли с ходу и тотчас же сказал:
— Медики говорят, никакой надежды.
— А как долго еще… проживет?
— Несколько недель, ну, может, и месяцев… Мученья ее ужасны.