— И это говоришь ты? Богатырь?.. Бесстрашный муж? Миколай Рыжий только головой покачал.
— Воевать с Боной?.. Дьявольски трудно…
— Но ведь и в этом, и во всем, что Литвы касается, нас Фердинанд поддержит.
— Но как Августа уговорить? Предложить ему опять жену с изъяном?
— Со скрытым, — добавил Черный.
— Но с изъяном, да притом с большим! — твердил свое брат.
— Ты все никак в толк не возьмешь! — рассердился наконец канцлер. — Никак тебе не втолкуешь.
А ведь это путь к возвышению нашего дома. Нужно лишь немного судьбе помочь, а когда Август умрет, не оставив потомка, трон литовский освободится. Наконец-то. Для великого канцлера Литвы.
Для Радзивилла.
— Вон на что замахнулся, — промолвил Миколай Рыжий после долгого молчания.
— А ты? Неужто тебе, мечтавшему гетманом быть на Литве, мысль об унии не противна? Неужто не хочешь, чтобы трон великого князя Витовта был снова нашим? Только нашим?
— А польский престол? Не верится тебе, что сумеешь потом сменить великокняжеский колпак на золотую корону?
— Кто знает. Не зря добивался я княжеских титулов, рарположения Августа и Фердинанда. Быть может, после смерти последнего Ягеллона…
— А сейчас слушай меня, дурака! — воскликнул Миколай Рыжий. — Габсбург будет зариться на польский престол — тесть короля, отец Катерины.
— Полно! Есть и еще один кандидат, сын Изабеллы, молодой Заполия, — не сдавался канцлер.
— И Альбрехт Прусский, тоже потомок Ягеллонов, — добавил брат.
Радзивилл Черный вытер со лба обильно выступивший пот.
— То-то и оно, — ответил он. — Наша забота — не допустить, чтобы Литву проглотили. И править здесь, в Вильне. А Вавель? Ну что же, тот ли, иной ли дракон на тамошний трон сядет, нам-то, брат, что за дело?
В гостиных покоях виленского замка Бона с нетерпением ожидала возвращения Паппакоды и, едва он вошел, воскликнула:
— Какие новости, узнал что-нибудь?
— Здесь в Вильне, госпожа, нет единодушия. Кому-то одной личной унии довольно, другие тесного союза с Короной хотят, равных прав и привилегий с польскими вельможами.
— А много ли у Яна Радзивилла сторонников?
— Нет, госпожа. Магнатов всего лишь двое: трокский каштелян Иероним Ходкевич да еще Осцикевич, каштелян виленский.
— Хорошо. Зови кравчего.
— Он уже давно ждет.
В покои вошел муж лет тридцати с небольшим, лишь темные глаза выдавали его сходство с Миколаем Черным. Держался он свободно, как и во всех Радзивиллах, в нем угадывалась сила.
— Прошу вас, садитесь, — сказала королева. — О вас, ваша милость, я слышала так много, что, приехав в Литву, сразу же решила пригласить к себе, дабы узнать, что здесь, в Литве, творится?