— А может, и правда? — подхватил Радзивилл Черный. — Выполняя приказание его величества, я уже был послом в Вене, драгоценности покойной Елизаветы отвозил.
Зебжидовский окинул просителей насмешливым взглядом.
— А взамен оттуда княжеский титул привезли, да не один, а целых два — князя Олыкского и Несвижского для себя, а князя Биржанского и Дубинкского — для брата.
— Но, разумеется, не для Яна, а для Миколая, — уточнил канцлер.
— Знаю, знаю. А может, на этот раз и родному брату, пану кравчему, перепадет что-нибудь?
— Ну нет, о нем я и вовсе не думаю, — возразил Миколай Черный. — На этот раз я привезу или велю прислать живописный лик мантуанской герцогини Катерины.
— Только и всего? — удивился епископ. — Ну что же, похвальное намеренье. Велите только изобразить ее поприглядней. Чтобы вовсе не была на себя похоже. Повыше да худее вполовину!
— И это все, что вы, святой отец, могли бы нам посоветовать?
В голосе Радзивилла Черного звучал упрек. Зебжидовский встал, давая понять, что аудиенция окончена.
— Не совсем все, — отвечал он. — Я полагаю, что для вас лучшим союзником сейчас был бы гетман Тарновский. С ним лучше всего переговоры и начать. А я — кто я такой? Слуга божий.
— Не слуга, а воитель, — возразил Миколай Рыжий.
— Вам, охотникам до новшеств, уместно было бы потолковать со мной о Лютере, о ереси и еретических сектах. Но о Катерине? Этой герцогине-толстушке? Нет, нет! Епископ рассмеялся и любезно протянул руку с перстнем для поцелуя. Братья сделали это весьма неохотно, и, едва выйдя за дверь, Миколай Рыжий воскликнул:
— А говорили — всему новому покровитель?! Змея подколодная!
— Что ты мелешь?! — рассердился брат. — Дочь монарха-католика для него не находка.
— Старая лиса! Предпочитает держаться Боны, потому что она, видите ли, у нас единственная королева, — передразнил Миколай Рыжий епископа. — Королева! Не королева, а землемер всех наших земель в Литве да в Короне. Вавельский дракон — так бы всех и проглотила.
— Тише!
— Я у себя дома, в Вильне. Мне стесняться нечего.
— И все же совет он нам дал, — задумчиво сказал канцлер. — Вот только хорош ли он будет?
Полагаю, хорош. Тарновский. Никто не упрекнет пана гетмана в своекорыстии, в том, что он на службе у Габсбургов. Персона важная. И с Катериною не знаком.
— Не ведает, что у нее та же болезнь, что у сестры?
— Не ведает, что именно тем она и хороша. Миколай Рыжий с упреком глянул на брата.
— Ты все о том же?
— Ни о чем другом думать не могу, — отвечал канцлер.
— И все же страшновато немного… Уж больно трудное дело ты задумал. Одолеем ли?