— Успеем, государыня. В Пинском и соседних староствах отобрано либо выкуплено триста пятьдесят влук. Кроме двух больших фольварков, я заложил три небольших, для ревизоров и старост.
— Ну вот, видишь, сударь! Служить у меня выгодно. Я умею ценить людей. Не спорь, мне все ведомо. Крестьянам земли дал?
— Как вы повелели, ваше величество. Те, что в стороне от дороги рек.
— Что сказывают? — спросила Бона с оттенком нерешительности в голосе.
— Что земли там уж больно неважные. Одни пустоши.
— Потому-то они и получили их даром.
— Вроде бы так! — неуверенно согласился он.
— А шляхта что поговаривает? — Бона предпочла переменить тему.
— Что ж, сенаторскому королю не было веры. Верили молодому. А теперь ни так, ни сяк.
— Не ведают, на что рассчитывать?
— Не ведают. Перемен, мол, еще не видать, разве что в опочивальне королевской, а жаловаться все горазды. Сказывают: даже сама королева, хоть и мать, смотрит на него косо.
— Я? — удивилась Бона. — Когда же это было? О пасквилях про Барбару пора бы и забыть!
— Светлейшая госпожа! — продолжал он весьма озабоченно. — Они не получили ничего… взамен.
А людские думы всего труднее… переменить. Вот и твердят всякое… Твердят вслед за Ожеховским, оружия не сложившим: «О, Польша, святыня наша, защитница свободы мысли нашей!»
— Вы сами это слышали? — спросила она после минутного раздумья.
— Да, слышал, — подтвердил он.
— На сегодня довольно, ваша милость. Встретимся завтра утром.
Когда он вышел, Бона накинулась на Паппакоду.
— Ах, чтоб им провалиться! Эти люди вечно недовольны! Видят только чужие ошибки, своих никогда не замечая. Свобода мысли! Вечное горлопанство. Довольно, хватит с меня всего эгого!
Вокруг одна неблагодарность и тупость… Каково состояние моей казны?
— Преотличное… — заявил с гордостью Паппакода.
— Хорошо. Подумаю, как употребить эти деньги с большим толком, нежели до сих пор.
— А может, не здесь? Не пора ли утвердиться в герцогстве Бари?
Бона взглянула на него с искренним изумлением.
— Но как? Каким образом?
— Да хотя бы… отослать золото в Италию. Одолжить немного императору Карлу, — подсказал он.
Она нахмурила лоб.
— Немного — это значит сколько?
— Думаю, несколько сот тысяч дукатов…
— О боже! Ты с ума сошел? Это же огромная сумма! Да за четверть дуката целый корец пшеницы дают.
— Да, но Бари, наверно, стоит больше? И потом, если вы, ваше величество, захотите покинуть этот неблагодарный край или хотя бы навестить Италию, в герцогстве нашем денежки пригодятся.
— Навестить — не значит покинуть. Думай, что говоришь, — упрекнула она его. — А потом, не вижу никакой надобности давать кому-либо взаймы. Вот только Август… Есть новости из Кракова?