— Более того, скажу вам, ваша милость, — добавил он. — Ее величество видит в вас, воевода, единственного достойного кандидата на не занятое ныне место канцлера Великого княжества Литовского.
— Весьма рад это слышать, — склонил голову старый вельможа, — а то ведь Радзивиллы сеют среди шляхты смуту, твердят, что я желаю самовольно захватить в Литве власть. Сочиняют, будто я крестьян своих тираню, будто в моих владениях их стоны да мольбы о возмездии возносятся к небу.
Болтают и такое, а тем временем Ежи Радзивилл втихую прибирает одно королевское имение за другим. Король огорчен, что его земли в княжестве нашем не дают казне никакого дохода? Какой же может быть доход, если канцлером был недавно почивший в бозе отец и дядюшка всех этих Радзивиллов? Безнаказанных грабителей?
— Но если бы, — осторожно начал Мендзылеский, — если бы Литва обрела в королевском сыне Августе своего князя, а вы, ваша милость, согласились стать канцлером…
— Я говорил уже вашему преосвященству и прибывшему сюда канцлеру ее величества: если бы вы даже заручились поддержкой моей и других вельмож для возведения королевича Августа на великокняжеский трон, все равно гетман Острожский и Радзивиллы будут противиться этому.
— Но за великокняжеский престол для Королевича Сигизмунда Августа ратует и епископ виленский, князь Ян.
Гаштольд скривился, словно бы вместо вина ему поднесли кубок с уксусом.
— Гм! — пробурчал он. — Внебрачный сын короля! Как ему не поддержать родного отца и единокровного брата? Но этого мало! Здесь надобно иное творило, здесь нужна мысль, которая объединила бы всех. Вокруг меня — литовского канцлера; и больше чем мысль, — нужна надежда.
— А что может быть такою надеждой? — спросил Алифио.
— Ну что же… При великом Витовте ею было самостоятельное княжество Литовское.
— Ваша милость!.. — нахмурился Мендзылеский.
— Знаю, — согласился хозяин, — вам, посланникам Короны, не пристало слушать такие речи. Но если хотите, чтобы старый Гаштольд сказал вам правду… Паны из Великой Польши нас за варваров почитают, а малополяне вот уже сто пятьдесят лет считают Литву вотчиной своею. Оба бунта князя Глинского, который был заодно с князем Василием во время нападения того на Польшу, — это не что иное, как желание проявить самостоятельность, отдели…
— Смотрите, почтеннейший воевода, — прервал Мендзылеский, — как бы мы не наговорили друг другу лишнего…
— Однако же… У нас тут довольно собственных князей, магнатов, и каждый втайне мечтает о великокняжеском престоле. Избрание королевича Августа еще крепче свяжет Литву с Короной, укрепит их единение, унию…