— Кто мог так быстро сообщить им о том, что случилось в Вильне?
— Ах, как известно, у стен всех замков есть уши. К тому же идут разговоры, что женщина, мол, правит государством. А это обычай италийский, для здешних краев чужой и всем неприятный.
Паппакода передал только это, но Алифио знал куда больше. Говорили, что Станьчик догнал идущего по галерее Кмиту и, размахивая листком бумаги, продекламировал стихотворение о драконе, кончавшееся такими словами:
Когда дракон под замком жил,
Он только нам опасен был.
Теперь он в замке восседает
И всем на свете угрожает.
— Откуда это у Станьчика? — спросила Бона, на первый взгляд спокойно.
— На стенах замка повсюду приклеены такие листки, — объяснял Алифио, — и большие, и поменьше. Даже совсем маленькие. Кмита уверял, что этот пасквиль сочинил Кшицкий, ведь ему в остроумии не откажешь.
— Кшицкий? — прошептала Бона. — Что было дальше?
— Кмита с Кшицким встретили потом епископа Мендзылеского, но он без меня не захотел с ними разговаривать. И потому все, что было дальше, я могу передать с большей точностью.
А дело было в том, что Кмита боялся общего возмущения на предстоящем сейме, опасение это казалось епископу справедливым.
— В Вильне за уступки были куплены новые звания, — сказал Кмита, — но в Кракове это не удастся.
— Будут требовать, чтобы король не разжигал алчность литовских вельмож, — добавил Вельский.
Кмита смял листок и сказал:
— Мерзопакостные листки надо сорвать все до единого. Усилить стражу и следить, чтобы зараза эта не расползалась по улицам и не добралась до торговых рядов на рынке. Остальное беру на себя.
У себя в Висниче я принимал всевозможных смутьянов и шутников. Теперь готов угостить и почтеннейших послов наших.
Мендзылеский не слишком поддерживал его намеренье, уверял, что, напившись, гости будут шуметь еще больше, но Кмита только рассмеялся.
— Шуметь будут, но не из-за литовского престола.
— А из-за чего же?
— Из-за налога, единственной подати, которую сумела придумать королева, чтобы хоть немного пополнить опустевшую казну.
— Но ведь это почти ничего! Сборы за бочку пива, меду, горилки…
— Да и то только здесь, в краковских землях, — подхватил епископ Мендзылеский.
— Только здесь, — согласился Кмита. — Но сбор этот назначен без согласия сейма. Неужто вы не заметили, что люди наши, коли голова пуста, перво-наперво спешат ублажить брюхо, чревоугодие — причина всевозможных ссор, грязных пасквилей и смуты? Из-за мелочи шуметь будут, а большого не заметят.
Епископ огорчился и возразил:
— На сейме хотели потолковать о том, чтобы все королевские пожалованья отменены были, да еще о том, что не пристало одному лицу несколько должностей лелеять.