— Не бойтесь. Это сделал безумец или просто пьяный.
— Но с вами ничего не случилось?
— Я слышал только свист пули. Пойдемте отсюда. Вы должны были давно отдыхать в своей постели.
Он проводил ее в опочивальню и велел Марине этой ночью не оставлять госпожу одну. Вышел, обещав вернуться, как только узнает, что в замке все спокойно.
Оставшись одна, Бона долго думала не о том, что случилось, а о спокойствии и самообладании того, кого хотели лишить жизни. Значит, таким он бывал на поле брани? В минуты опасности? Бона знала, что король умеет скрыть гнев, но его самообладание, черта столь ей чуждая, поразило ее.
Когда король вернется, она расскажет, как думала о нем — с восхищением, любовью, уважением…
Стрелявшего найти не удалось, причины, заставившие совершить покушение, также остались загадкою. Быть может, это сделал какой-то смутьян, недовольный новыми податями, а быть может, стрелял сумасшедший. Так или иначе, король вернулся в Петроков, на сейм, а потом двинулся во главе войска на Подолье, куда уже вторглись татары и турки. Собрав большие силы, они сожгли Лишков, увели в ясырь несколько тысяч женщин с малолетними детьми. Получив известия о тяжких битвах, которые вели войска под водительством Тарновского, Сигизмунд поспешил на помощь отступавшим рыцарям. Бона снова осталась в замке одна, тщетно ожидая вестей от мужа и писем из Бари, до той поры довольно частых.
Как-то вечером Бона сидела возле открытого ларчика с драгоценностями и разглядывала свои перстни.
— Этот рубин, — вздохнула она, протянув кольцо Марине, — последний подарок принцессы. Диво дивное. Она совсем не шлет ко мне гонцов, словно бы не дошла до нее весть, что я опять скоро стану матерью.
— Вести из Кракова были ей не по душе. Вслед за королевичем снова дочь… — произнесла Марина сокрушенно.
Бона закусила губы.
— Последнее предсказание астролога было таким запутанным, неясным…
Не знаю, как вы, всемилостивая госпожа, но я подумала, что он говорит о будущем повелителе Польши.
— О монархе, — подхватила Бона. — Это хорошо. О дочери и слышать не хочу… Не уходи!
Вернись! Ты не заметила, что недавно появившийся при дворе пан Моравец слушал вчера пение Беатриче не в меру внимательно? Не спускай с этой пары глаз. Мои итальянки — большое искушение. А в стенах этого замка я не потерплю и намека на разврат.
— Едва ли пан Моравец женится на синьорине Беатриче, — заметила Марина.
— Тогда я выдам ее за другого дворянина. Жаль, что Кшицкий мечтает не о жене, а о духовном сане. Из всех королевских секретарей он самый большой остроумец. Из поэтов тоже. Даже Рей ему, пожалуй, уступит.