Над городком взвыла сирена. Не учебная. Боевая. Она выла, выматывая душу и заставляя дрожать нервы. Раут влетел в расположение взъерошенный, всегда идеальная причёска была растрёпана, руки слегка дрожали. Вибрирующим от адреналина голосом старший сержант закричал:
— Боевая тревога! Всем получить полное снаряжение и на выход!
Его волнение передалось всем. Отточенными уже до автоматизма движениями солдаты надевали доспехи, пристёгивали носимое снаряжение, получали в оружейке боеприпасы, торопливо прогоняли положенные по инструкции тесты.
— Строиться, рота! Строиться!
Лёгкий топот был ему ответом. Люди занимали привычные места в строю, ожидая самого худшего. И оно не заставило себя ждать:
— Солдаты! Враг нанёс неожиданный и мощный удар. Наши войска, измотанные непрерывными боями, несут огромные потери, откатываясь назад! Гибнут миллионы людей. И смерть ожидает ещё больше. Помните, что ждёт их, когда придёт враг! Вы — надежда империи! Её последний резерв! Во славу Империи, за императора!
— Во славу империи!
Привычно рявкнул строй. Сержант открыл рот, собираясь сказать ещё что-то, но было поздно — привычная вспышка нуль-транспортёра, на это раз произошедшая без предупреждения, и перед ним остался пустой плац. Только лёгкий ночной ветерок перекатывал невесть откуда взявшийся лист пластика, смятый в комок. Раут подошёл, наклонился, развернул: «Дорогая мамочка! Жаль, что ты никогда не получишь это письмо, но хотя бы так сообщить тебе, что я жив и здоров, со мной всё нормаль…» Старший сержант сглотнул непрошеный комок, вдруг появившийся в горле…
— Быстрее! Быстрее!
Флотский офицер торопил не зря — едва последний пристегнул захваты доспехов к специальным зажимам, как нарастающая вибрация генераторов показала, что корабль начал разгон. Навалилась тяжесть, и вместе с тем перед глазами Иванова заплясали алые цифры на поликарбонатном забрале шлема, указывая перегрузку: 1… 1,2… 1,7… 2… Вскоре цифра застыла на четырёх. Четыре «жэ». Лихо. Стало тяжело дышать, сердце с трудом гнало потяжелевшую в четыре раза кровь по жилам и артериям. Ничего. Ещё половина деления, и автоматы начнут закачку амортизирующей жидкости в капсулу. Ну же, давайте! 4,4… 4,45… 4,5… Есть! В стекло ударила густая струя. Несколько мгновений, и сразу стало легче. Тело словно повисло в специальном растворе. Только сердце бешено колотилось ещё несколько мгновений, пока не успокоилось и не вошло в привычный ритм. Это продолжалось четыре часа, потом открылись клапаны, и вскоре в ухе коротко пискнул датчик, сигнализируя о том, что можно покинуть индивидуальную капсулу. Михаил привычными движениями расстегнул сложную упряжь, кнопкой сбросил израсходованный кислородный патрон, взамен загнал новый, вытащив его из ящика в отсеке, где и положено было находиться по сотням тренировок. Дверь плавно развалилась на две части, ушла в пол и потолок. Парень шагнул наружу. Из остальных капсул выходили его товарищи. Десант встречали. В узком коридоре стоял увешанный нашивками и полосками наград офицер-имперец средних лет.