Тот скорчил постную рожицу, потом заговорил унылым голосом:
— Император наш, в своей неизбывной милости, посадил на кол командующего этим флотом.
— За что?!
— За потерю чувства реальности, едва не приведшую к бунту во вверенных ему частях. А офицеров штаба — разжаловал в рядовые и отправил в штрафбат. За то, что не сдержали командира. В принципе — справедливо.
Кто-то из-за спины произнёс:
— Эх, если бы у нас товарищ Сталин такой же справедливый был… Сколько народу сохранили бы…
— Именно, что «бы»! Но ладно. Поступило указание — провести поголовную проверку всего состава репликантов на предмет пригодности к управлению космическими кораблями. Так-то!
— Ничего себе… — ошарашенно протянул кто-то.
— Здорово…
Третий лейтенант усмехнулся:
— Это ничего. Если будем так же воевать, то скоро вся армия и весь флот станут состоять только из нас!
— Круто…
Словечко было непонятным, из новых. Сказал его кто-то с последней войны, чеченской. Михаил постарался запомнить. Уж больно красиво оно звучало. А бывший генерал закончил:
— Так что, народ, сутки отдыха. Потом неделя учёбы и расформирование. По новым местам поедем. — И подмигнул. — А теперь — ужин и отбой. И так засиделись. Сержанты — командуйте!..
В столовой сидели за отдельным столом, сам Черняховский и пять оставшихся взводных. Разговаривали вполголоса, но уши сидящих вблизи подозрительно шевелились. Поэтому просто делились впечатлениями, хотя языки зудели спросить совсем другое. Наконец с едой было закончено, и третий лейтенант приказал отвести подчинённых в кубрик, а сержантам потом явиться сюда же. Минут через десять, когда всё было выполнено, пятерка вернулась в столовую. Выглянувший было кухонный наряд, узревший сияние погон, испарился в одном из многочисленных подсобных помещений и серьёзной беседе не мешал…
— Потери большие, Иван Данилыч?
— Двенадцать тысяч. В основном — румыны, итальянцы, очень много французов. Последние вообще вояки никудышные. Да и поляки — то же самое. Гонору много, а толку — чуть. Вон, Эрвин заодно с «лягушатниками» и их матом крыл.
— А как вы с ним, Иван Данилович? В одной-то камере? Не подрались?
Офицер усмехнулся:
— Голова человеку дана не только гвозди заколачивать. Чего мне с ним драться? Потому что немец? Так, простите, он против нас не воевал. Он бриттов в Африке полотенцем гонял. Одним корпусом несколько армий. Да ещё… — Заговорщически улыбнулся: — Макаронников воевать по-настоящему заставил.
Иванов не выдержал:
— Иди ты…
Двое сидящих по бокам сержантов, «афганец» и «чеченец», переглянулись, потом чей-то кулак въехал Мишке в бок: