Но все же у Матери Лады никак не выходила из памяти сдернутая с невесты фата. Мать Лада сама воткнула в притолоку железные иголки, сама опоясала дочь первой нитью, что та когда-то спряла еще непослушной рукою. И по просьбе Богини кузнец Кий ночь напролет ходил вокруг свадебного чертога, держа добрый стальной меч — крепкий оберег против нечисти, подкрадывающейся в ночи. Ибо легче легкого испортить, сглазить семью, не успевшую еще толком сложиться. Кий держал стражу честно, а у коновязи ржали могучие, белые жеребцы жениха, и им лукаво отвечали кобылицы, выпряженные из колесницы невесты. Кроме меча, Кий носил свой добрый молот, с которым не пожелал расставаться даже в гостях, и если по совести, на этот молот у него было больше надежды.
Утром, когда новобрачные Боги рука в руке вышли из клети, им под ноги метнули и вдребезги расколотили горшок, пожелав:
— Сколько кусочков, столько бы и сыночков!
А смирные донные ракушки-чашули, жители чистых северных рек, поднесли Перуну целые россыпи скатных жемчужин, родившихся от его молний и выросших между корявыми створками. Искусницы Вилы расшили тем жемчугом двурогую кику юной жены, унизали гривы и хвосты колесничных коней. Говорят, немножко даже осталось…
Поистине, Земля еще не знавала таких отчаянных гроз, такого роскошного цветения, еще не сулила своим детям таких обильных плодов. Радовались светлые Боги, веселились добрые Люди, и лишь в бездонных пещерах тлели удушливой злобой, предвкушали недоброе торжество Морана и Чернобог:
— Смейтесь, смейтесь! Скоро заплачете!
Они наконец-то сковали свой ледяной гвоздь, мертвящее острие. Кривохожими путями пробирается кривда — мудрено ли, что гвоздь вышел загнутым, словно черемуховая дуга? Да еще и прозрачным, почти невидимым вышло оружие, созданное из ложных клятв и обманов, — не вдруг и заметишь, с какой стороны его занесли, не вдруг увернешься. И разило оно подобно отточенной клевете: пронижет тело и душу, и не сразу почувствуешь…
Чернобог и Морана вживили мертвый зуб Змею в челюсть. Сказывают, он с готовностью подставил им пасть: даже самые беспамятные надежно помнят несбывшиеся прихоти и обиды. Крепко врезалось Волосу, как отвергла его невеста Перуна, как сам Перун вышвырнул его из ирия, — до сих пор чесался намятый загривок! Надумал Скотий Бог жестоко отмстить, пустить новый клык в дело. Как подменили его, неразумного, но незлого, — вот что причиняет сила, доставшаяся не по уму!
Перелетел он Железные Горы и не укусил — всего лишь дохнул на стройную молодую березу. И сам изумился: ветер дыхания, коснувшийся ледяного зуба, превратился в жгучее морозное пламя. Вмиг пожелтели и скорчились густые листья березы, дохнул еще раз — и облетели. Осталось деревце нагое и мертвое, как от века и не зеленело. Захохотал Змей: