А дело было вот в чем. Данила Тяжин пошел тогда во второй класс. И как раз в это время по Павловску начали шептаться, что какой-то упырь подсаживает на наркоту старшеклассников, а те в свою очередь, дают попробовать младшим. Ситуация!
Тогда Тяжин пришел к Меленчуку на прием. И на этой встрече, за бутылочкой чая, Китяж (как говорится па официальных встречах) внёс ряд "конструктивных предложений, направленных на улучшение здоровья нации и подрыву здоровья наркодилеров".
— Да пойми ты, Кирюха. Не могу я! — в кабинете у начальника, из-за перегара и табачного дыма можно было исполнять любимый фокус Гудини — парить над изумленной толпой, — Меня просто посадят, Кирюха!
— Ни кто тебя, Николай Алексеич не тронет. Ты мне только его привези… Я сам закрою этот вопрос… — Китяж был в изрядном подпитии, — И обещаю тебе, головняков в виде неопознанных трупов… Йк… на твоем районе не будет… Алексеич! Ну у тебя же, у самого сын в школу ходит…
Под вечер следующего дня, на шлюзы у Павловского дворца, прямо чрез парк, подъехал милицейский бобик. Из него вышли двое крепких парней из Павловского УгРо и открыв дверь каталажки выволокли оттуда цыгана лет сорока.
На самом шлюзе, который находился под мостом, между тем происходило довольно интересное и чрезвычайно увлекательное действо. Здоровенный мужик ставил "под ствол" какого-то недотепу. Закованного в наручники цыгана, парни из УгРо бросили на землю так, что он видел все, что творилось на шлюзе. И цыган видел всё! Как у стенки шлюза, громила поставил на колени недотепу. Как отошел на два шага от него. Как направил в голову пистолет и как у недотепы вылетели мозги, изрядно запачкав стену. Тут-то цыган зажмурился… И описался…
"Это показательный расстрел, — думал цыган, — сейчас они меня побьют, скажут, чтобы я не банчил говном и отпустят". Но когда он открыл глаза, он увидел, что громила пинком столкнул тело в воду и махнул рукой парням. Менты молча подошли к нему и подхватив под руки понесли к проходу в шлюз. К громиле с пистолетом.
Цыган сопротивлялся изо всех своих цыганских сил. Но крепкие, высокие парни не давали ему даже зацепиться за землю ботинком. И если бы на его пути была какая-нибудь веточка, он вцепился бы в нее зубами. Но веточки не было.
— А-а-а-а!!! — орал цыган, Не имеете правааааа!!! Меня надо судиииить! Я хочу написать явкуууу!!!
— Вон твой суд, — кивнул один из оперов в сторону Китяжа, — И суд, и адвокат, и прокурор, и похоронная команда в одном лице, обоссанец. Ему ты все расскажешь. Все, Степан, прощай!
Опера, с размаху кинули цыгана на бетонный пол предшлюзовой камеры и закрыли за ним решетчатую дверь. Последний путь к спасению был отрезан.