– Конечно! Кто же его не знает? Он на порядок круче, чем «Графские развалины»! – удивилась я.
– Дом восемнадцать. Я предупрежу на въезде, чтобы тебя пропустили, – пообещала она и повернулась к Андреевым: – Ну, что? Будете акции продавать?
– Погоди, Клава, – сказал Федор. – Ты нам всем сначала объясни, что происходит.
– Так вы же все слышали, – спокойно ответила она.
– Почему же ты нас не позвала, когда Семка задурил? Неужто забыла, как мы все тебя уважаем? Да мы бы ему быстро мозги вправили! А брыкаться бы начал, так и вломили бы по-свойски! Силушкой нас бог не обидел! Ты же нас знаешь! – возмутился он.
– Можно подумать, он заранее предупредил, что убить меня собирается! – хмыкнула она. – Так что по поводу акций?
– Клава, ты с плеча-то не руби, не дрова, чай, колешь, – предупредил ее Федор. – Мы же все-таки родня!
– Были, только я уже давным-давно с Семеном развелась. Так что не Андреева я теперь, а Полянская! – уточнила она.
– Как – развелась?! – взвился Семен. – Без моего ведома?!
– Тебя, – усмехнулась она, – удивляет, что я сумела это сделать?
– Ну ты и стерва! – взорвался Семен.
– Мама, извини, я на минутку, – сказал Полянский-младший и направился к Семену. Тот, страшно перепугавшись, попытался, ерзая задом по дивану, отползти подальше.
– Митенька, не пачкал бы ты об него руки, – брезгливо сморщившись, сказала Клавдия Петровна.
– Ничего, я их потом вымою, – успокоил он мать и, приблизившись к Семену, принялся звонко хлестать его по щекам, приговаривая: – Это тебе за маму! Это тебе за папу! Это тебе за Ивана!.. – И остановился только тогда, когда лицо Семена приобрело свекольный цвет.
И хотя в комнате были и Андреевы, и я, и милиционеры, и чоповцы – никто даже звука не издал, чтобы остановить Дмитрия: все, как один, считали, что Семен получил по заслугам и ему этого даже мало. Решив, что он достаточно постарался, Митя вернулся к родным, и только после этого Федор отважился сказать:
– Тимофевна, ну хоть ты дочку окороти! Несправедливо ж это! Мы же все на Клаву и Семку горбатились, пока они дело свое создавали.
– Ой, не смеши меня, Федька! – отмахнулась от него она. – Это когда же Андреевы трудолюбием отличались? Пить да махать кулаками вы горазды, что да, то да! А во всем остальном – люди вы совсем бесполезные!
– Не любишь ты нас, Тимофевна! – укоризненно сказал Федор.
– А за что мне вас любить? – удивилась она. – Это же не мы с отцом на вас доносы писали – это ваш отец на моего строчил не переставая! Сколько же папа горя из-за вас вынес! Сколько его на допросы таскали, на парткомах мордовали! Он из-за вас, сволочей, два инфаркта перенес! И я после этого вас уважать и любить должна?!