Вход был завешен соломенной циновкой. Ван Гу-ан отвел ее в сторону и что-то сказал по-китайски. Никто ему не ответил. Из фанзы пахнуло дымом, прелью, тяжелым запахом распаренной травы. На полу меж камней горел маленький костер. Присмотревшись, Иволгин увидел около него дряхлую старуху с глиняным горшком в руках и полуголых китайчат. Старуха испугалась нежданных гостей, подняла руки, точно защищаясь от удара. Китайчата мгновенно разбежались по темным углам, видимо ожидая беды. Ван Гу-ан ласково сказал им несколько слов, и все успокоились.
Старуха опять принялась за свое дело — палочкой стала помешивать разопревшую в горшке траву. По ее строго-безразличному, испещренному морщинами лицу трудно было определить ее душевное состояние.
В потолке зияла дыра, но дым не шел туда, разъедал глаза, щекотал в носу. Огонек лизал днище горшка и бросал тусклые отсветы на стены фанзы и лица китайчат, на разостланные соломенные циновки.
— Ох, как здесь страшно, — прошептала Аня, прикрыв ладонью глаза.
— Як первобытные люди в каменном веке, — тихо произнес Илько, пораженный бедностью обитателей фанзы.
Китайчата диковато, но с любопытством посматривали на гостей. Все были худыми — кожа да кости, с большими животами.
Ван Гу-ан заговорил со старухой. Викентий Иванович прислушивался к их разговору.
— Старуха не жинка ли того расстрелянного китайца? — спросил Посохин.
— Это его мать, — ответил Русанов. — Жена умерла недавно.
— Что же они трубу не сделают? Глины, что ли, в Китае недостаток? — спросил Поликарп, вытирая прокуренным пальцем навернувшиеся от дыма слезы.
— За трубу надо платить налог. А чем платить? Ребятишками? — ответил Русанов.
— И дверей, мабуть, по той же причине не имеють, — догадался Илько.
Викентий Иванович с удивлением отметил, что в фанзе нет ни одного железного или стеклянного предмета — все сделано из глины или камня. Единственное оконце затянуто бычьим пузырем. «Каменный век...» — вздохнул он и, обернувшись, увидел в темном углу еще одного китайчонка, неподвижно лежавшего на циновке под овечьей шкурой.
— Пацан-то, однако, хворый? — высказал догадку Посохин.
Старуха достала из горшка травяную лепешку, с трудом поднялась и заковыляла в угол, где лежал китайчонок. Ноги у нее были маленькие, детские. Она шла, как на култышках.
— Калека, — шепнул Забалуев.
— Это у них обычай такой. — Викентий Иванович рассказал, что в Китае девочкам в детстве бинтуют ноги, чтобы остановить их рост. Девочка вырастает, а ноги остаются детскими.
— Какая дикость! — Аня прижала ладони к покрасневшим от волнения щекам.