Пока Державин уточнял, что за склад захватили разведчики, китаец в синей куртке о чем-то переговорил с Ван Гу-аном, и они вместе подошли к генералу, низко поклонились.
— Они предлагают дать нам за оружие сорок бочек ханшина и триста мешков риса, — пояснил со смехом Викентий Иванович.
— Это что еще за торговля! — возмутился генерал.
— Посмотрите, они уже тащат нам плату! — засмеялся Волобой, показав рукой правее чадившего депо, где копошились в дыму китайцы — катили к эшелону бочки, несли мешки.
— Вот додумались! Да за кого они нас принимают? — поморщился Державин и окинул долгим взглядом кипевшее людское море. Перед глазами мелькали смуглые лица, широкополые и конические островерхие шляпы, белые панамы, травяные плащи. «А ведь эти люди, собранные чуть ли не со всех концов Азии, просидевшие около месяца в темных вагонах хинан рэсся, совсем, наверное, не знают, кто мы такие, откуда взялись и какие перемены произошли на белом свете за последние три недели. Откуда же им знать?» — подумал Державин.
Решили провести митинг.
На платформу из Штабного вагона вынесли гвардейское знамя бригады. Распластался на ветру трепещущий шелк, сверкнул золотой венчик. Сотни пар глаз смотрели на алое полотнище, на изображенного на нем человека.
— Это Ленин! — негромко сказал Иволгин стоявшей рядом с ним кореянке. И слово это пошло все дальше, дальше по забитому людьми перрону, полетело по всей площади.
— Дорогие друзья! — начал Державин. — Мы пришли к вам из страны Ленина. Четыре года мы изгоняли врага с нашей родной земли, вызволяли народы Европы из фашистской неволи. Мы потеряли миллионы людей. Тысячи городов наших и сел лежат в развалинах. Нет меры людскому горю, людским слезам, пролитой крови.
Генерал говорил медленно, чтобы Русанов успевал перевести его слова этой разноликой, разноязычной толпе.
— Не каждому дано в минуты бедствия и тяжкого горя думать о горе других, — продолжал генерал. — У советских людей своя натура. Освобождая Европу, мы не забывали и про Азию. Нет, не забывали! И мы пришли к вам — вышвырнули заморского дракона с ваших земель, принесли вам свободу!
Когда Русанов перевел эти слова, людское море ухнуло, заходило, заколыхалось зыбучими волнами.
Генерал сделал паузу, поднял руку и торжественно объявил:
— Пятнадцатого августа многострадальная Корея стала свободной республикой!
Взрыв аплодисментов.
— Сорен гуиндор мансе![41]
— Семнадцатого августа провозглашена Индонезийская республика! — так же громко, с той же торжественностью произнес Державин.
Снова буря аплодисментов, ликование, восторги.