— У меня есть кое-какое предчувствие.
— Почему ты так упорно противился изысканиям Мэри?
Он весь собрался.
— Я не вправе сказать.
— Не вправе?
— Тем более теперь, когда наш сын так преуспевает!
— Загадочен до конца.
Он поцеловал ей руку.
— Спокойной ночи, Элизабет.
— Ну, Лиззи, — сказала Джейн за завтраком на следующее утро, — хотя мы не можем прямо помогать мужчинам в поисках, нам есть чем заняться. — Большие янтарные глаза смотрели сурово. — Я намерена считать, что дети отыщутся живыми и здоровыми, ничуть не пострадавшими.
— Ах, чудесно сказано, Джейн! — вскричала Китти. — Их спасут, я тоже в этом уверена.
— К чему ты клонишь? — спросила Элизабет настороженно.
— А вот к чему, — ответила Джейн. — Лидия оставила зияние в моем сердце, и помогут мне только время и поимка ее убийц. Но, Лиззи, подумай вот о чем. Примерно пятьдесят детей от четырех до двенадцати лет, вероятно, не помнящих иной жизни, кроме той, которую вели у отца Доминуса. Что с ними будет, когда их найдут?
— Они будут возвращены под опеку своих приходов, если удастся их установить, или помещены в сиротские приюты, где отыщутся свободные места, — невозмутимо сказала Китти, тонким слоем намазывая масло на ломтик неподслащенной булки.
— Вот именно! — воскликнула Джейн, словно в гневе. — Последнее время столько переживаний! Сначала Лидию убивают воры, которых невозможно отыскать, теперь пятьдесят с лишним детей которые никогда не знали радостей детства!
— Какие радости детства можно обрести под опекой прихода или в сиротском приюте, или бродя по дорогам Англии, потому что у них вообще нет прихода? — бесстрастно сказала Мэри. — Люди состоятельные привилегированы и могут позволить себе дарить своим детям радости, то есть если одной рукой они не портят их баловством, а другой безжалостно их секут. — Она встала, чтобы наложить себе вторую порцию колбасок, печени, почек, омлета, бекона и жареного картофеля. — Слишком часто дети в любом сословии воспринимаются как досадная помеха: их видят, но не слышат. Аргус говорит, что нищим женщинам дешевле вскармливать своих детей на джине, чем на молоке, так как их груди слишком иссохли, чтобы давать их младенцу. Беднейшие дети, каких я видела во время моих недолгих поездок, были завшивлены, с гнилыми зубами, сутулыми спинами и с до ужаса кривыми ногами, покрыты гноящимися болячками, вечно голодные, в лохмотьях и босые. Радости, Джейн? Не думаю, что детям бедняков они известны. Тогда как дети нашего сословия обычно получают их в избытке, а потому приучаются ждать удовольствий, и это порождает в них непреходящую неудовлетворенность, преследующую их до конца жизни. Комфорт должен быть постоянным, а радости — лишь время от времени, как нежданные сюрпризы, исключая лишь единственные по-настоящему важные радости — общество братьев, сестер и родителей.