Профессор надменно промолчал.
— На этом процессе, профессор, довольно известный эксперт по почерку под присягой показал, что определенные письма были написаны человеком по фамилии Адольф Бек, и на основании этих показаний Бек был приговорен к пяти годам каторжных работ. А после того как Бек полностью отбыл свой срок, со всею очевидностью было установлено, что он не писал этих писем, что он совершенно невиновен и что эксперт-графолог совершил страшную ошибку, из-за которой ни в чем не половинный человек был обречен пять лет выносить жесточайшие страдания.
Валентайн с оскорбленным видом отбросил назад волосы.
— Я не имел никакого отношения к делу Бека.
— Конечно, нет, профессор. Вы имели отношение к делу Мэфри, а как раз это дело нас сейчас и интересует. Итак, ваша экспертиза устанавливает три положения: во-первых, что записка была написана левой рукой; во-вторых, что почерк был изменен; в-третьих, что ее написал Мэфри. Не можете ли вы сказать нам, какие из этих трех положений основаны на фактах, а какие — на умозаключениях?
Профессор сейчас, казалось, утратил все свое самообладание.
— Даже новичок, сэр, — раздраженно отвечал он, — может по наклону и конфигурации букв сказать, что записка написана измененным почерком и левой рукой. Третье положение требует, однако, больших технических познаний в этой области… можно даже сказать: интуиции… наличия своеобразного шестого чувства, которое позволяет эксперту опознать тот или иной почерк среди многих других.
— Благодарю вас, профессор, — спокойно сказал Грэхем. — Именно это я и хотел узнать. Короче говоря, знания позволяют вам утверждать, что записка была написана измененным почерком и левой рукой. А интуиция говорит вам, что ее написал Мэфри. Только и всего.
Профессор, донельзя взбешенный, открыл было рот, намереваясь что-то сказать. Но счел за благо промолчать. Он спустился с возвышения, и мистер Грэхем обратился к судьям:
— Милостивые государи, с вашего разрешения я вызываю доктора Добсона, полицейского хирурга.
И снова генеральный прокурор, несмотря на свой внушительный вес, стремительно вскочил на ноги.
— Милостивые государи, я протестую. Мы собрались не для того, чтобы пересматривать дело. Полицейский хирург был выслушан на первом суде. Вторичный опрос свидетеля недопустим!
— Если, как вы сами сказали, — спокойно перебил его Грэхем, — свидетель не может сообщить нам новых фактов.
Наступила минута напряженного молчания — две воли схлестнулись в единоборстве, которое нарушил голос судьи Фрейма:
— А вы для этого желаете вызвать хирурга?