— Просто подростком. Как и я.
— А сейчас мы взрослые. Ну и в чем, по-вашему, разница?
— Данк, я приехала сюда только ради того, чтобы пообедать.
— Тогда простите мне мои животные инстинкты, а я прощу вас за то, что вы над ними издеваетесь.
— В этом месте я должна была бы начать брызгать слюной и доказывать, что ничего подобного у меня и в мыслях не было.
Он улыбнулся.
— Вот теперь я вам верю.
— Давайте готовить обед, Хаммел.
— Верно. Поручите мне что-нибудь, а то руки чешутся…
Она засмеялась.
— Простите за взрыв эмоций. Я забыла, что с этим домом у меня связано не меньше воспоминаний, чем у вас с лодочной станцией.
— Я хочу знать, что это за воспоминания.
— Зачем?
— Затем, что мне не хотелось бы обидеть вас.
Сделав попытку найти сковородку, Бет села на корточках перед буфетом, пока прикосновение Данка не заставило ее подняться на ноги. Она держала крышку от кастрюли с таким видом, словно хотела прикрыться ею.
— Мои воспоминания не имеют ничего общего с реальностью. Я давным-давно переросла Кейп-Норд и свою иллюзии. А вы — ходячее напоминание о них.
— Но вы по-прежнему живете в поселке.
— Только по необходимости и из любви.
— К Чаку?
— Да. К тому, кто был моим отцом и всю жизнь работал, не покладая рук, чтобы дать нам то, что досталось вам даром. Я долго оставалась злым, эгоистичным ребенком, а он все терпел и работал, работал, работал, чтобы исполнить свою мечту.
— Вы сами не знаете, как вам повезло.
— Почему же? Знаю. Особенно когда вижу сына миллионера, подавшегося в плотники и делающего вид, что он стал рабочим…
— Минутку!
— …обставившего свой коттедж дешевыми безделушками и пользующегося битым фарфором, прыгающего с места на место в зависимости от настроения и всюду таскающего за собой двадцатитрехфутовую яхту, я знаю, как мне повезло. А когда тот же человек целует меня, ничуть ни интересуясь, приятно это мне или нет, я знаю, что мне повезло вдвойне.
— Я целовал вас потому, что вы чертовски соблазнительны.
— Не отклоняйтесь от темы. Я говорю о яхтах и битом фарфоре.
— Продолжайте.
— Спасибо, — спокойно сказала она. — Я не собираюсь прыгать к вам постель, несмотря на то, что вы так же красивы, сексуальны и соблазнительны, как и прежде.
Он боролся с улыбкой.
— Правда?
— Вы оправдываете свою репутацию.
— Репутация. Только это вы обо мне и знаете. — Он отошел к окну, у которого стоял утром, и долго глядел в него, потом обернулся и оперся на подоконник. — Бог свидетель, в моей жизни были годы, которыми не приходилось гордиться. Моя юность была открытой книгой. Когда вам четырнадцать лет и о разводе ваших родителей пишут и судачат все, кому не лень, вам никуда не спрятаться. А в семнадцать лет портрет вашего старика помещают на обложках нью-йоркских, парижских и лондонских журналов, и вы начинаете понимать, что повторить такой успех вам не по зубам. Когда я поступил в университет и мы провели с ним уик-энд, он был советником всевозможных комиссий в конгрессе и при Белом доме. А когда я получал диплом, он возглавлял президентские миссии по всему миру… Глава электронной империи не тратит время на детей. Он просто швыряет им деньги, чтобы те не жаловались.