— Тогда что же…
— Что я собираюсь делать? Видите ли, есть возможность, что исчезновение вашей дочери не было случайным. И тогда должны были остаться следы.
— Какие следы? До вас работало столько человек…
— Не имеет значения. Я работаю лучше. — В его голосе не звучало ни самодовольства, ни похвальбы. — Если что-то осталось, то я смогу их найти. Но вы должны понимать, что мы ищем.
Повисла тишина. Молодой человек терпеливо ждал. Наконец Евгения Генриховна произнесла почти спокойно:
— Могилу. Я хочу, чтобы вы нашли могилу.
— Вы понимаете, что…
— Да. Я понимаю. Если возможно.
— Хорошо.
Он собрал бумаги, попрощался кивком и вышел. Евгения Генриховна осталась сидеть за столом, глядя в окно, за которым летел мокрый февральский снег. «Гонорар, — вспомнила она. — Мы же не обсудили его гонорар». Она хотела позвонить Мальчику Жоре, чтобы он вернул Илюшина, но тут же поняла. Этот юноша специально не стал говорить о деньгах. Пожалуй, она его недооценила.
— Мам, ищи меня, я спрятался! — неожиданно раздался за дверью пронзительный голос.
Евгения Генриховна потерла лоб рукой и подумала, что сегодня стоит забыть о принципах и ретироваться из собственного дома. И тут зазвонил телефон.
Наташа с Тимом играли в прятки, когда Евгения Генриховна вышла из своего кабинета на втором этаже и быстро прошла мимо них. Наташа как раз нашла Тима, и теперь он радостно барахтался у нее в руках, сопя и повизгивая.
— А я ужасная лисица, я съем маленького крольчонка! — страшным голосом пообещала Наташа, и заметила свекровь: — Ой, добрый день!
— Добрый день, — сдержанно улыбнулась та.
— Тима, что нужно сказать?
— Добрый день, — послушно повторил мальчик. — Мам, а это кто?
Евгения Генриховна остановилась на верхней ступеньке лестницы, ожидая ответа Наташи. Замечательно! Просто замечательно! Чужой байстрюк в ее собственном доме интересуется, кто она такая! Причем его мать уже два месяца проживает здесь с ним, вполне могла бы объяснить своему отпрыску, кто есть кто. Впрочем, что с нее взять…
— Наверное, куница, — прервал ее мысли голос невестки. — А может быть, и белка.
— Нет, не белка! — Пронзительный голос мальчишки заставлял Евгению Генриховну морщиться. Господи, почему он не может разговаривать, как обычные дети? — Я знаю, кто это! Это… это…
— Да? — с улыбкой посмотрела на него Евгения Генриховна. — Ну, Тимофей, скажи, кто я?
— Вы — баба Женя! — торжествующе заявил мальчик. — А вовсе никакая не куница! А я от вас все равно спрячусь, вон за той занавеской.
Он вырвался из рук матери и убежал. Наташа осталась стоять, чувствуя себя крайне неловко.