Эдик глубоко вздохнул, стараясь не раздражаться. Мать заводила с ним подобный разговор в третий раз.
— Мама, я тебе уже говорил — перестань так воспринимать Наташу. Я понимаю, что она, как ты выражаешься, человек не нашего круга. Но, в конце концов, она моя жена! Сколько можно говорить об одном и том же? Хочется тебе видеть в ней плохой Знак — пожалуйста, но я не хочу это обсуждать!
Евгения Генриховна внимательно посмотрела на взволнованного сына и отстраненно подумала, что раньше он никогда не выходил из себя так быстро.
— Эдик, ты меня не понял. — Она подошла к столу и машинально поменяла местами часы и портрет Элины. — Я вовсе не о твоей жене. Во всяком случае, надеюсь, что дело не в ней.
— Тогда о чем?
Евгения Генриховна глубоко вздохнула и оглянулась в поисках подходящего Знака. Ничего. Ну что ж, придется говорить все, как есть.
— Кто-то ворует информацию о бизнесе, Эдик. Один из тех, кто живет в доме.
Выйдя из кабинета через полчаса, Эдик подошел к лестнице, собираясь спуститься вниз, и остановился. Внизу щебетал Тимоша, но Наташа, против обыкновения, не чирикала вместе с ним что-то незамысловатое, а отмалчивалась, изредка вставляя «да-да» или «конечно-конечно». С внезапно обострившейся интуицией он догадался — что-то не в порядке, но задумываться над тем, что может быть не так, ему не хотелось. Того, что сообщила мать, было вполне достаточно для обдумывания на всю ближайшую неделю.
— Да мало ли кому ты говорила о помещении на Ивановской, — убеждал он Евгению Генриховну двадцать минут назад. — Неужели ты можешь всех помнить?
— Я сказала о нем только один раз — тогда, за воскресным ужином, — возразила она, — и больше тема ни с кем не обсуждалась. Эдик, твои возражения бесполезны. Я сама уже все обдумала сто раз и вынуждена признать, что других вариантов нет.
Эдик помолчал, нервно потирая пальцы об ладонь. Из рассказа матери следовало, что к хозяину площади, которую он собирался продать госпоже Гольц, неожиданно заявились незнакомые люди и вежливо «уговорили» его продать собственность не ей, а им. Собственник был давним знакомым семейства Гольц и полагал, что оказывает большую услугу, предлагая Евгении Генриховне почти семейную сделку. То, что информация вышла за пределы семьи, привело его в такую ярость, что он отказался сообщать Евгении Генриховне подробности встречи с новыми покупателями и принимать от нее извинения. Она смогла от него добиться только одного — чтобы он назвал имя нового владельца. Степан Затрава.
— Не понимаю, почему они не используют подставных владельцев. — Эдик оставил в покое ладони и принялся тереть подлокотники кресла, в котором сидел.