Она потянулась к Эдику, тонкая бретелька свалилась с плеча, открыв грудь, и Эдик, потеряв голову, прижался к этой ароматной груди, забыв обо всем.
Через двадцать минут он лежал на постели, мурлыкая от удовольствия, пока Наташа разминала ему шею и плечи.
— Милый, по-моему, мы с тобой две аморальные личности, — шепнула Наташа ему на ухо. — Особенно ты. Как же можно… вот такими вещами заниматься и в такое время!
— А ты все специально сделала! — пропыхтел Эдик, уткнувшись носом в подушку.
— Конечно, специально, — легко согласилась Наташа. — Потому что хочу тебя все время, независимо от того, что происходит — умирает кто-то, или рождается, или снег идет на улице, или град. На наши с тобой отношения ничто постороннее совершенно не должно влиять.
Эдик лежал, не отвечая, и она с тревогой подумала, что он сейчас встанет. Через пару минут он повернулся на живот и спросил:
— А про то, что ты меня всегда хочешь, — это правда? Или так, для красного словца?
Секунду Наташа смотрела на него, а потом расхохоталась так заразительно, что и Эдик захохотал вместе с ней. Они опять повалились на кровать и стали возиться, как два щенка. Когда Эдик через три часа смотрел на себя в зеркало, умываясь, он видел совершенно счастливого человека.
Завтрак проходил в молчании. Время от времени появлялась Ольга Степановна, озабоченно спрашивала, не добавить ли тостов и не сварить ли кофе, но все только качали головами. В конце концов Ольга Степановна, всхлипнув, исчезла на кухне, а семейство Гольц продолжало завтракать.
Сегодня за столом сидел и Мальчик Жора. Наташа как раз пыталась понять, для чего Евгения Генриховна пригласила его, когда госпожа Гольц заговорила.
— Я хочу, — без предисловия начала она, — чтобы с нынешнего дня в доме закрывались все двери. Это понятно? Ольга Степановна! — повысила она голос. — Ты слышишь, что я говорю?
— Нет, Женечка, не слышу.
Ольга Степановна появилась в дверях столовой, и Наташа заметила, что сегодня ее седые завитки не уложены, как обычно, вокруг головы, а убраны в неряшливый хвост. Глаза у «метрдотеля» были опухшие.
— А ты сядь с нами, — предложила Евгения Генриховна почти ласково, но Ольга Степановна ее ласковости почему-то совершенно не обрадовалась. — И послушай, что я говорю. Мальчик Жора слушает, и ты послушай.
Ольга Степановна безропотно опустилась на стул рядом с секретарем и уставилась на скатерть.
— Так вот, по поводу дверей, — продолжила Евгения Генриховна. — Отныне все двери, разумеется, нужно закрывать. Мальчик, реши вопрос по поводу камер. Я хочу, чтобы их установили везде, по всему периметру дома.