Женщины расположились на балконе. Стандартный квартирный балкон с деревянными стенами и полом, с полузасохшими растениями. Два заляпанных старыми дождями шезлонга с трудом умещались, но Лиля смогла втиснуть ещё пару табуретов, на которые они ставили питьё, еду, складывали книги и газеты. Время от времени Анна поглядывала на растрёпанные верёвки для сушки белья. В углу, на последней повис забытый лифчик, совсем не летний, плотный, а за ним сбились потемневшие деревянные прищепки.
Самим нравилась дразнящая двойственность: будучи фактически снаружи, и высоко, и в открытом воздухе, они были, тем не менее, в квартире, защищены, неприкосновенны и неуязвимы – для уполномоченных духов. Анна не придала значения инциденту с кофе. Она была слишком занята тем, что разглядывала рисунок на обложке книги Франца Кафки.
– Это же надо, есть люди, которые боятся высоты, – Лиля резко поднялась с шезлонга и перегнулась с балкона вниз. По её ноге, на удивление загорелой в сравнении с лицом, покрытой тонюсенькими волосками, ползла жидкая кофейная полоска.
– …
– Не потому, что боятся упасть: они боятся поверить, что воздух не отличается от воды. Оттолкнуться от этой балконной загородочки, как от бортика бассейна, и поплыть. Над деревьями, над качелями, прямо к балкону соседнего дома, или дальше, до гаражей. Вот так, рукой только – раз… А знаешь, я думаю, если мы так попробуем – у нас должно получиться, потому что мы в квартире. А не в пещере. Платон писал, что люди – словно в пещере, лицом к стене, наблюдают тени караванов, слушают эхо. И думают, что тени и есть реальность, и стоит выйти из пещеры, чтобы узнать правду. Но это немножко болезненно с непривычки, но ничего, а тайна в том, что Платон только прикидывался, а сам он из пещеры не вышел, не потому что не мог – испугался. А мы с тобой вышли, и потому так пусто, и солнце так режет глаза, и так хочется назад, к людям, потому что тени ничем не хуже отражённых от предметов лучей, создающих цвет и форму. Но в пещере хоть поговорить есть с кем, но теперь мы есть друг у друга, и я всё-таки попробую оттолкнуться…
– Что? – Анна щурилась, солнце путалось в ресницах.
– Ты всё читаешь? – Лиля вернулась в пределы балкона и потянулась.
– Когда ты начинаешь нести околесицу, моё сознание само по себе отключается.
– Не обижай меня. Лучше пойдём куда-нибудь на природу, в поля, в лес. Лето… Не хочу строчить весь день.
Лиля зевнула.
– И нас сцапают…
– А, не сцапают.
– Твои слова – не хочешь, чтобы тебе размозжили голову об асфальт.
– Но я же шутила!
– О чём?