Терпеливо курила за сигаретой сигарету, пока потолок квартиры не сместился над ней и она не оказалась в Лилиной спальне, лёжа на болезненном животе в Лилиной постели, слабо пахнущей кремом и кожей.
И проснулась. Было светло. Гомонили птицы. Часовая стрелка указывала на четыре, и скорее всего, было четыре утра, потому что из приоткрытой балконной двери тянулась нежная прохлада.
Она укуталась в мягкое одеяло – умиротворяющие сны, которые она видела, задержались в его складках. В снах не было ни её самой, ни кого-то другого – только пустынный морской берег, холмы белого песка, маленькое солнце вдали у горизонта, то ли после восхода, то ли перед закатом. Едва различимый плеск воды. И так много часов.
Она бы ещё долго нежилась, вспоминая сны, но пришла неприятная мысль, что с Лилей что-то не так, и Анна нахмурилась, прогоняя мысль. Встала на ноги. Оказалось, она раздета. На кухне нашла три сигареты в пачке, дым и разгром. Очень хотелось есть. Холодильник оказался пуст и выключен. Осторожно собрала остатки пшеничной крупы. Не удержалась – быстрее, чем сообразила, слизала с ладони сухую горсть. Поставила на плиту вариться кашу. Зубы, стуча, перерабатывали твёрдые крупинки, которые требовал желудок.
Смела со стула кухонные полотенца, села. Анна смотрела на нагревающуюся кастрюлю. Ей страшно не хватало Лили. Она боролась с желанием снова пойти на то проклятое место, с ощущением, что Лиля так и лежит там, и необходимо (всего-то) её забрать. Так углубилась во внутреннюю борьбу, что не заметила, как пена поднялась над кастрюлей и струйками полилась на зашипевшую плиту.
Свободный от огня газ заструился из прорезей конфорки, Анна вытянулась на своём стуле и закрыла краник. Она ела недоваренную кашу, радуясь, что съест с ней больше (где она такое слышала?) витаминов. Прилив сил после еды. Самое разумное было бы использовать их так: найти и убить того, кто убил Лилю, но она не представляла, как это делается, и сменила тему: сделать что-то с этим бардаком, непорядочным по отношению к Лиле. Помыть испорченную плиту.
Начала с плиты, вычистила её до магазинного блеска, стерев не только пшено, но и мелкие, устойчиво-невидимые крапинки жира. Затем сняла шторы – в кухне, потом в комнатах, замочила с порошком в ванне. Вытерла пыль с карнизов, перебрала кухонные ящички, в которых скопилась грязь года за три. Выдраила холодильник, и так далее, пока в кухне не осталось ни одного засаленного миллиметра. Тогда замерла на секунду, слыша, как припекает солнце сквозь стекло, как приходят и поднимаются новые силы. И, словно смерч, понеслась по беспорядочной квартире дальше, каждому предмету находя подходящее место.